Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 53

Правда, эта свобода, которую оспаривали, отнимали и вновь завоевывали, несла в себе возбуждение; но кто говорит свобода, говорит жизнь, а кто говорит жизнь, говорит буря. Ведь только мертвые всем довольны, и их ничто более не волнует. Но потому ли так происходит, что они на самом деле всем довольны, или потому, что они мертвы?

Льеж, после истребления своей знати, после войны между Аванами и Вару, объявил, что впредь членов городского управления будут избирать только из числа ремесленников и что, для того чтобы стать консулом, нужно быть либо кузнецом, либо тележником, либо рудо­копом.

Это напоминало Рим, где народный трибун не мог быть ни всадником, ни патрицием.

Но что происходило в Риме? Там знатные люди усы­новлялись плебейскими семьями и становились консу­лами.

То же самое случилось и в Льеже: дворяне — подобно Мирабо, который сделался торговцем сукном, — превра­щались в суконщиков, портных, виноторговцев и уголь­щиков.

Тем не менее Льеж не дал себя обмануть. В 1384 году дворянство обладало в городе таким незначительным влиянием, а буржуазия до такой степени лишилась силы, что дворяне и буржуазия отказались от власти. Мелкие ремесленники голосовали наравне с крупными, рабо­чие — наравне с мастерами, а подмастерья — наравне с рабочими.

Однако Льеж окружен холмами; на этих холмах стояли замки и башни сеньоров, а это было равносильно тому, что сеньоры располагали ключами от города, ибо они могли открывать или перекрывать доступ туда съестных припасов.

Это так, но Льеж обладал грозной армией. Стоило Льежу пожаловаться на одного из таких могущественных сеньоров, как ремесленники забастовали, то есть заявили, что они не желают более работать. Утром все в городе, казалось, затихло, и нигде не было видно ни огня, ни дыма; двадцать тысяч мастеровых вооружились, двинулись на замок и одним махом снесли его стены до самого основания.

Однажды рыцарь по имени Радю отправился в путеше­ствие вместе с епископом; на обратном пути, добравшись до места, откуда всегда был хорошо виден принадлежа­вший ему замок, он стал искать его глазами, но все его усилия были тщетны.

— Клянусь, сир епископ, — воскликнул он, — мне неясно, сплю я или бодрствую, ведь у меня есть при­вычка смотреть отсюда на мой замок Сильвестр, а сегодня я никак не могу его разглядеть.

— О мой славный Радю! — тихим голосом произнес епископ, который был причастен к разрушению феодаль­ного поместья, — не гневайтесь: из камней вашего замка я велел построить монастырь, но вы ничего на этом не потеряете.

Пока же славный Радю, как называл его епископ, потерял свой замок.

У Льежа была лишь одна беда: он являлся владением Церкви и потому посредством папской буллы мог быть отдан первому встречному, которому для этого вовсе не нужно было быть епископом — он просто носил этот титул, вот и все.

Не на эту ли привилегию намекает герб Ставело: волк, держащий в лапе крест?

Так вот, епархия передавала епископу права на город, и там, как и в Генте, выборы городского управления ста­новились законными лишь после утверждения их епи­скопом.

Стоило епископу рассердиться, и он удалялся в Юи или Маастрихт, находившиеся под общей юрисдикцией епископа и герцога Брабантского, и закрывал церкви и суды. Бедный отлученный город оставался без богослу­жений и без правосудия.

В возрасте десяти лет Филипп Добрый оказался вла­дыкой Брабанта, Лимбурга и Намюра. Две эти провин­ции и этот город занимались тем же промыслом, что и Льеж: ковкой и изготовлением медной посуды; отсюда проистекала их неприязнь к Льежу.

В течение полувека герцогский дом трудился над тем, чтобы ослабить епископский город.

В продолжение тридцати лет епископом Льежским был подхалим и лизоблюд, беззаветно преданный Филиппу Доброму; звали его Иоганн фон Гейнсберг.

Будучи хозяином епископа, герцог возомнил себя хозяином города.

Льеж восстал.

Епископ попросил выступить третейским судьей в этом споре своего архиепископа.

Архиепископ вынес решение в пользу герцога Бур­гундского и приговорил Льеж к штрафу в размере двух­сот тысяч флоринов.

Льеж попросил рассрочить выплату штрафа и добился этого; мало того, что вынесенный приговор был разори­тельным для города, он одновременно еще и обогащал бы его противника.