Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 60

Герцог Бретонский похвалялся тем, что он опекает своего кузена; тот же, приняв клятву верности от герцога Бретонского, напротив, хотел повелевать им как суве­рен.

Ну а пока господа препирались друг с другом из-за верховенства, слуги точно так же препирались друг с другом из-за должностей.

Так и не сумев договориться по поводу въезда в Руан, оба принца остановились в аббатстве святой Екате­рины.

Однако вскоре пошел слух, будто тотчас же по при­бытии в Руан герцог Нормандский должен взять под стражу герцога Бретонского и выдать его королю.

То же самое говорили и нормандцы в отношении сво­его герцога.

Сир д'Аркур, независимо от того, поверил он этому слуху или не поверил, явился в ратушу Руана и заявил там, что его высочество Карл не может быть в безопас­ности, находясь рядом с бретонцами.

Весь город взялся за оружие; горожане, предводитель­ствуемые сиром д’Аркуром, выбежали за стены города и остановились только у монастыря святой Екатерины.

Силой завладев новым герцогом, они усадили его, оде­того в черное платье, на лошадь без чепрака и заставили в таком виде совершить въезд в город.

Взбешенный герцог Бретонский удалился из Руана вместе со своими людьми и по пути понемножку грабил те города, через какие он проезжал.

Кто же был повинен во всех этих волнениях? Кто порождал все эти размолвки?

Стоит ли обижать наших читателей, полагая, что они об этом не догадались?

Король тем временем по-прежнему продвигался впе­ред, чтобы совершить паломничество.

В Кане он встретился с герцогом Бретонским, кото­рый вернулся из Руана крайне недовольным; король выказал ему знаки дружеского расположения, сотню раз обвинил своего брата, взял на себя обязательство защи­щать владетеля Бретани от всех и вся и осыпал бесчис­ленными ласками Дюнуа, сира де Лоэака, графа де Дам- мартена и всех близких герцога Бретонского, обещая ни в коем случае не прощать д’Аркура, де Бюэя, короче, всех ставленников герцога Нормандского.

Но, поскольку, несмотря на все эти прекрасные заве­рения, герцог, казалось, продолжал сомневаться, король заплатил ему за его невмешательство.

Сколько?

Сто двадцать тысяч золотых экю, только и всего! Но что такое сто двадцать тысяч золотых экю по сравнению с Нормандией?

С другой стороны, герцог Бурбонский, более всех спо­собствовавший тому, чтобы брат короля стал герцогом Нормандии, получил, чтобы тот лишился этого титула, должность наместника всего Юга; в связи с этим Людо­вик XI поставил его во главе своих войск, повел его с собой и поручил ему возвращать ключи городов, которые тот у него отнял.

Герцог Бурбонский, за спиной которого постоянно находился король, последовательно захватил Эврё, Вер­нон и Лувье, в то время как граф де Мелён, понимавший необходимость помириться с королем, отвоевал Жизор и Гурне.

У бедного герцога Нормандского остался один лишь Руан. Он слал письмо за письмом графу де Шароле; однако, поскольку граф де Шароле был занят тем, что сжигал Динан, и не отвечал ему, герцогу пришлось поки­нуть Руан и бежать в Онфлёр. Там он хотел тайно сесть на судно и отплыть во Фландрию, но против несчастного принца ополчилось все, даже ветер: судно прибило к берегу, и он, никого на свете не страшась так, как своего доброго брата Людовика, решил сдаться на милость гер­цога Бретонского, который предоставил ему в качестве резиденции свой замок л'Эрмин вблизи Ванна.

Тем временем Людовик XI вступил в Руан. Те, кто так торопил въехать туда брата короля, вышли теперь навстречу ему самому, умоляя его о снисхождении.

Но он ответил так:

— В этом нет нужды. Повинуясь моему брату, вы пови­новались мне, ибо это я назначил его вашим герцогом. Однако бремя оказалось слишком тяжелым для человека со столь слабым духом. Так что ошибка совершена мною, а не вами.

И все же начиная с этого времени за Людовиком XI в его поездках всегда следовал его главный прево Тристан, человек в высшей степени сообразительный: королю достаточно было лишь подать ему знак, и он мгновенно понимал, что от него требуется. Стоило наступить ночи, как человека, на которого указал король, хватали без всякого шума, затыкали ему рот кляпом, засовывали в мешок и бросали в реку. На следующий день этого чело­века не могли найти; он исчезал и никогда больше не появлялся, вот и все.