Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 59

В течение трех дней победитель, казалось, решал, что делать с городом.

Обратив взгляд в сторону Льежа, Карл высматривал, подобно сестрице Анне, не придет ли кто-нибудь оттуда: ему не хотелось, чтобы льежцы застали его в разгар убийств и грабежей.

В среду, 27-го, герцог собрал совет в Бувине. В итоге обсуждения было решено, что Динан должен быть стерт с лица земли.

Ему были дарованы еще три дня.

В четверг и пятницу город будут грабить, в субботу сожгут, а затем развеют его пепел по ветру.

Одновременно добрый герцог отправлял правосудие — другими словами, вешал и топил по своему усмотрению, как ему больше нравилось.

Было повешено и утоплено восемьсот человек!

Тем временем солдаты грабили город, а командиры грабили солдат.

В субботу уже не было никакой нужды предавать город огню: в ночь с пятницы, 29-го, загорелся дом, где оста­новился Адольф Клевский, племянник герцога. Пожар распространялся с такой быстротой, что невозможно было ни спасти церковные ценности, ни выпустить из церквей запертых там богатых пленников. Горело все; в городе оставались четыре башни, которые еще не сда­лись: они обрушились на тех, кто их защищал. Огонь затопил город, словно морской прилив, пеной которого был дым; затем, когда все было уничтожено, когда от города остались одни лишь развалины и обожженные обломки, позвали жителей Бувиня, чтобы сровнять все это с землей. Им платили за этот труд поденно, хотя они охотно выполнили бы его и даром.

Хронист из Льежа Адриан де Ветери Буско приехал взглянуть на последствия этого разрушения и обнаружил, что от одного из самых процветающих городов Валлонии остались лишь алтарь церкви святого Лаврентия и пре­красное изображение Богоматери, которое одно только и сохранилось на портале посвященной ей церкви.

А бедные женщины, которых заставили уйти из города вместе с детьми, что стало с ними после того, как их отцов и мужей повесили или утопили, а их дома сожгли и обратили в прах?

Жан де Труа рассказывает нам об этом с ужасающим простодушием:

«По причине этого разрушения несчастные жители были вынуждены нищенствовать, а все молодые женщины и девушки предаваться всяческим порокам и грехам, чтобы зарабатывать себе на жизнь и поддерживать свое суще­ствование»,

О добрый герцог! О добрая герцогиня Бургундская! Даже если предположить, что Господь не потребовал у вас отчета о мертвых, я с трудом поверю, что он не потребовал у вас отчета о живых!

Что же касается графа де Шароле, то его никогда не называли добрым герцогом: современники назы­вали его Гр о з н ы м, потомство называет его Смелым, а история назовет его однажды Идиотом.

Вернемся, однако, к доброму королю Людовику XI.

Мы расстались с ним, когда он совершал паломниче­ство к Богоматери Клерийской и говорил герцогу Бур- бонскому: «Я прекрасно вижу, что мне следует забрать назад у моего брата герцогство Нормандское, ставшее причиной раздора между ним и герцогом Бретонским».

И в самом деле, нужно было срочно забрать назад это герцогство.

Однако церемония передачи герцогского титула про­шла по всем правилам.

Меч держал граф де Танкарвиль, наследственный кон­нетабль Нормандии; знамя нес граф д'Ар кур, наслед­ственный маршал той же провинции; наконец, герцог­ский перстень, которым принц обручался с Нормандией, надел ему на палец Тома Базен, епископ Лизьё.

Узнав об этой последней подробности церемонии, ко­роль произнес:

— Ну что ж! Мой брат Карл пока всего лишь жених; возможно, мы успеем приехать еще до того, как этот брак осуществится на деле.

Людовик XI был похож на всех остроумных людей: он не мог удержаться и не сострить, и нередко удачная острота служила ему утешением при неудачах.

Вот откуда пошли первые разногласия между герцогом Бретонским и герцогом Нормандским, разногласия, по поводу которых король, как мы видели, в разговоре с герцогом Бурбонским отпустил очередную остроту.

Герцог Бретонский хотел сопровождать герцога Нор­мандского в Руан; Танги дю Шатель этому воспроти­вился, и он был прав: с момента въезда в Руан бретонцы и нормандцы находились в ссоре.