Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 66
К счастью, гильдии, находившиеся ближе всего к принцу, принадлежали к числу богатых — это были мясники и рыбники, а будучи богатыми, они были и умеренными.
Они окружили герцога.
— Ваше высочество, — произнес один из их предводителей, — среди нас вы в такой же безопасности, как ребенок в утробе матери, и, если понадобится, мы умрем, защищая вас. Но, ради Бога, имейте терпение и не горячитесь; а главное, пусть никто из ваших людей не вздумает поднять на кого-нибудь руку: мы сможем вытер- пить, если нас ударите вы, но вот если это сделает любой другой, его тотчас покарают.
Герцог понял, что для него самое лучшее — это подняться на балкон, как и советовал ему сир де Грютхюзе; оказавшись там, он подал знак, что желает говорить.
— Дети мои, — произнес он по-фламандски, — да хранит вас Господь! Я ваш государь и законный сеньор; я приехал проведать вас и порадовать вас своим присутствием; мое желание — содействовать тому, чтобы вы жили в мире и благополучии. И потому я прошу вас вести себя спокойно. Все, что я могу сделать для вас, не затрагивая своей чести, я сделаю и дарую вам все, что будет в моих силах.
Эти слова глубоко тронули толпу, которая тут же принялась кричать во все горло: «Heer welgekomen!» («Добро пожаловать, господин!»)
Герцог не владел фламандским языком в достаточной степени, чтобы произносить перед этой толпой более длинную речь, и потому слово взял сир де Грютхюзе, чтобы подробно описать добрые намерения герцога.
Когда сир де Грютхюзе закончил, несколько горожан приблизились к балкону и, поблагодарив герцога за его доброту, попросили у него аудиенцию, дабы высказать ему свои жалобы.
Карл, довольный тем, что ему удалось так дешево отделаться, намеревался согласиться на аудиенцию, на которой с вероятностью сто против одного все удалось бы уладить в тесном кругу, как вдруг, сообщает хронист, «какой-то огромный грубый мужлан», непонятно как проникший во дворец и неизвестно каким образом добравшийся до балкона, внезапно появился рядом с принцем и, подняв огромную руку в латной рукавице из черной жести, ударил ею о перила балкона, требуя тишины.
Его появление было встречено приветственными криками, однако, видя, что он хочет говорить, все смолкли.
При всей своей храбрости герцог попятился, заметив этого великана, который появился столь неожиданно и усложнил драму в тот момент, когда она, казалось, была близка к благополучной развязке.
Однако человек с латной рукавицей, не проявляя никакого видимого интереса к герцогу, заговорил с теми, кто стоял внизу.
— Братья мои, — начал он, обращаясь к малым гильдиям, — вы ведь пришли сюда, чтобы поведать свои горести нашему государю, который здесь присутствует, не так ли?
— Да, — ответили те, к кому он обращался, — мы пришли сюда для этого, и у нас есть на то серьезные причины.
— Прежде всего, — снова заговорил великан, — вы хотите, чтобы те, кто правит городом, те, кто разоряет принца и вас, были бы наказаны; вы ведь этого хотите, не так ли?
— Да, да! — откликнулась толпа.
— Вы хотите, чтобы ввозная пошлина на продовольствие была отменена?
— Хотим!
— Вы хотите, чтобы заколоченные городские ворота были вновь открыты?
-Да!
— Вы хотите, чтобы ваши знамена были вам возвращены?
-Да!
— Вы хотите вновь обрести подчиненные вам земли, носить свои белые колпаки и получить обратно все свои прежние вольности? Так ведь?
— Да! — со все возраставшей силой кричала толпа, заполнявшая площадь.
— Ваше высочество, — продолжал великан с железной рукавицей, — вот почему собрались здесь все эти люди и вот чего они просят у вас. Теперь вы это знаете: постарайтесь же позаботиться обо всем. Простите меня, но я говорил для общего блага.
Герцог и сир де Грютхюзе переглянулись с несчастным видом; никогда еще к Карлу не обращались с такими речами; будь он один, он бросился бы на великана и, не будучи вооружен, постарался бы задушить его голыми руками. Однако рядом находилась толпа вооруженных людей, пьяных от безумной ночи, оберегаемых ракой святого Ливиния, которую они не хотели относить обратно в аббатство святого Вавона, пока не добьются желаемого. Герцог был зол как на простых людей, так и на состоятельных горожан; он полагал, что его заманили в западню и что городская знать и ремесленники сговорились, чтобы выставить его в таком свете.