Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 73
Почему же все эти добрые горожане не пили за здоровье кого-нибудь из своих? Но разве можно было считать королем этого славного простака, который в одиночку прогуливался по улицам, заговаривал с первым встречным, заходил в частные дома и в купеческие лавки, отправлялся ужинать к своему куму Дени Эсселену и посылал королеву — принцессу Савойскую — вместе с Переттой Шалонской, своей любовницей, попариться в бане и отужинать в доме президента Дове?
Этих добрых горожан король всегда носил в своем сердце! Однажды ему пожаловались, что некий нормандский монах обвинил двух горожан, не предъявив против них никаких улик. И он велел бросить клеветника в Сену, привязав ему на шею камень, точь-в-точь как собаку.
Кроме того, ему надо было увеличить население этого города, который так настрадался. Чтобы добиться этой цели, король сделал то же, что и Ромул, желавший увеличить население Рима: он велел возвестить повсюду, что любой чужестранец, который будет вынужден бежать из-за совершенного им убийства, грабежа или участия в бунте, обретет убежище в Париже.
Это была маленькая дверца, которую он открыл в сторону Льежа. Но увы, от Льежа до Парижа было очень далеко!
Перемирие заканчивалось 15 июля 1468 года. Король ожидал нападения тотчас же после окончания перемирия; ему было известно, что между принцами существует договоренность начать новую войну Общественного блага, на этот раз с помощью англичан.
Пока что один только герцог Бретонский сдержал слово, данное коалиции: он вступил в Нормандию.
Однако король, имея дело лишь с ним одним, повел себя очень решительно: он отобрал у него Байё, Вир и Кутанс.
Как же случилось, что после таких враждебных действий герцог Бургундский не тронулся с места?
Его подвела Англия, да и Льеж, хотя и находясь при последнем издыхании, все еще был неспокоен.
И тут королю пришла в голову мысль: создать себе дотоле неведомого союзника — Францию!
Он созвал Генеральные штаты, возродив тем самым давний забытый обычай.
Шестьдесят городов направили своих депутатов: одного священника и двух мирян от каждого города. Всего собралось сто восемьдесят депутатов.
— Согласно ли королевство утратить Нормандию? — спросил у депутатов Людовик XI.
— Нет, — в один голос ответили они.
— Так вот, — продолжал король, — доверить Нормандию моему брату или герцогу Бретонскому это все равно, что отдать ее англичанам.
И в самом деле, чтобы заручиться поддержкой англичан, принцы предложили им двенадцать городов. Однако англичане хотели получить не только эти двенадцать городов, но еще и денежное содержание.
Желая получить чересчур много, они не обрели ничего.
Генеральные штаты не желали верить в предательство одного из членов французской королевской семьи. И тогда король показал им копию письма своего брата, скрепленную, вероятно, подписью Уорика.
Уорик всегда был большим другом Людовика XI. Эдуард мог желать войны, но Англия этого не хотела. В те времена король ничуть не больше, чем сегодня королева, был хозяином своей политики. Епископы и лорды направили Уорика в Руан.
Людовик XI принял там Уорика и порадовал его на свой лад, не устраивая в его честь турниры и интермедии, которые переполняют зрительными впечатлениями и оставляют пустыми карманы, а прогуливаясь с англичанами по городу, приводя их в лавки торговцев сукном и бархатом и говоря гостям: «Берите!», в то время как позади него шли лакеи с большими мешками денег, оплачивавшие все то, что брали англичане. Так что нормандские купцы замечали большую разницу между теми англичанами, что были друзьями короля и обогащали их, и теми англичанами, что были друзьями герцога Бургундского и разоряли их.
Со своей стороны, зная любовь англичан к золоту, Людовик XI специально для них приказал отчеканить крупные монеты достоинством в десять экю: они были настолько большие, что одна такая монета заполняла собой ладонь.
Вот так обстояли дела в отношении Англии, и брак герцога с Маргаритой Йоркской ничего в них не изменил.
А теперь скажем о том, что происходило в это время в Льеже.
Ходили слухи, будто Людовик XI, чувствуя упадок сил, приказал влить себе в жилы кровь ребенка; с точки зрения медицины это было измышление, но несчастный город Льеж осуществил его в буквальном смысле.