Картограф - страница 8
- Не буду я тебе гадать! - резко сказала Зара.
- Вы же сами предложили!
- А теперь не хочу. Убирайся!
- Куда же это я уберусь? - возмутился Филя.
- Куда хочешь. Поганый ты! Фу, фу!
Вот теперь он еще, оказывается, и поганый. Обижаться на цыганку было глупо, но Филя все равно надулся. Бург, манивший золотом фонарей, искрами витрин, пестротой иноземного платья, оказался неприветливым и грубым. Все ополчились против чужака, гонят его, обирают, обзывают, отнимают самое дорогое, что есть в жизни. Где в мире справедливость? Что он такого совершил? За что наказан?
Зара в своем углу шипела, как змея, сыпала проклятьями. Филя с трудом разобрал слова: «Вот еще... черт такой». Все остальное было нечленораздельной кашей свистящих и шипящих звуков незнакомого языка - вроде как даже не цыганского, а особого, клокочущего наречия Преисподней. Филя был с детства суеверен: он плевал в сторону черных кошек, перешагивал щели между плитами мостовой, старался не проходить под прислоненной к стене лестницей. И теперь, когда ему так грубо отказали в гадании, его разбирало любопытство и ужас перед неизвестной, но мрачной судьбой, начертанной у него на руке. Он механически отирал ладонь о штаны, будто пытался соскоблить дурноту с кожи.
- Простите, а все-таки, почему вы не хотите мне погадать? - осторожно спросил он цыганку. - Я скоро умру?
- Такие, как ты, всех переживут, - буркнула Зара и принялась неистово чесаться.
Звучало обнадеживающе. Смерть, вставшая было за плечами, отплыла в туманную даль глубокой старости.
- Значит, дело в другом? Я стану преступником, сопьюсь, убью много народа?
- Очень может быть, - сказала цыганка, подаваясь вперед и хватая его за руку. - Хочешь знать? Ну, смотри. Вот линия жизни - длинная, как волос, вишь, куда загибается. Жить тебе до ста лет, чтоб мне сдохнуть.
Она так смачно сказала «сдохнуть», что Филя невольно покосился на нее с опаской: вдруг и правда умрет здесь прямо в камере, а потом это на него повесят? Дескать, довел бедную женщину до смертного исхода. И тогда каторга, каменоломни, чахотка. А Настенька как? Кто ее будет вызволять из беды?
- Нет уж, вы живите, - решительно сказал Филя. - Что там дальше?
- А вот что! Глянь, тут у тебя усики такие от пальца расходятся.
В полумраке усиков было не разобрать, но Филя на всякий случай кивнул.
- Эти усики есть метка дьяволова. Он тебя когтями пометил еще у матери в утробе! Пойдешь по кривой дорожке, будешь черные дела делать.
«Похоже, я стану маньяком. Хорошо бы не насильником, я этого не переживу», - с тоской думал Филя, безвольно свесив голову на грудь. Цыганка тем временем продолжала лапать его руку, выдавливая судьбу из мякоти на поверхность для лучшего обзора.
- Тебя под счастливой звездой зачали, а не вышло путного. Бог хотел, чтоб ты мир расписал, как яичко на Пасху, а дьявол пронырнул и испортил все. Малевать будешь, этого уж не отнять, а красоты-то божьей погаными руками не намалюешь, нет-нет.
- А зачем дьяволу картины? - озадаченно спросил Филя, выходя из транса. Он живо себе представил котлы с кипящей смолой, между которыми он, пристроившись с мольбертом, рисует поясной портрет Сатаны в парадной тоге. Он мотнул головой, прогоняя дурацкое видение.
Зара презрительно фыркнула:
- Вот же глупый! Какие картины? Дьяволу не этого надо. Он двери открывает, в пламя людей затаскивает, а ты ему в этом поможешь!
- Я ему эти двери нарисую, что ли? - недоверчиво усмехнулся Филя и вдруг понял, что цыганка не шутит. Ему и в самом деле предстоит нарисовать дверь в Ад! От сознания того, что он, может быть, новый Данте, Филя несколько окрылился. Нет, не то чтобы он хотел помогать дьяволу, но прогулка по загробному миру еще при жизни может быть любопытным опытом. В конце-то концов, неплохо заранее познакомиться с местами, куда рано или поздно попадешь. Завести полезные знакомства, облюбовать тихий уголок, застолбить нары получше.
Поймав себя на том, что он уже мыслит, как преступник, Филя заулыбался. Приспосабливаться к новым условиям жизни не было его талантом, он никуда надолго не выезжал из провинциальных Гнильцов, где по вечерам мог без ошибки сказать, в каком дворе лает собака. Сейчас же, попав в Бург, он начал меняться. Ему удалось сломить сопротивление цыганки, заставить ее погадать! Камера, смрадная, сырая и тесная, теперь уже казалась почти родной. Он сильный, он смелый, он прихвостень... нет, помощник самого дьявола. Впрочем, все это шутки.