Картограф - страница 9

стр.

Удивляло только одно: цыгане - люди необузданные, алчные и с нечистой силой состоят в родстве. А Зара плюется и шипит, как бабка в церкви, когда не к той иконе свечку понесешь. Почему так?

И вдруг раздался звук шагов, зашумели арестанты. К камере, где сидел Филя, подошел городовой - тот самый, что встретился ему на вокзале - и деловито звякнул связкой ключей.

- Ты чего здесь сидишь? - поинтересовался городовой у Фили.

- Я бы тоже хотел это знать! Куда вы исчезли? Я вас ждал, ждал... и вот, сюда угодил, сам не знаю, как.

- Давай, на выход! - сказал городовой и открыл дверь.

Цыганка подняла голову:

- Красавчик, а я?

- А ты сиди, дура, - сплюнул городовой. - Говорил тебе не рыскать возле участка? Говорил? Надо покормиться, иди на Сенную или к Львиному мосту, там дворники не смотрят. Эх, да что с тобой говорить, бестолковая!

Зара фыркнула.

- Так я ведь погреться к вам зашла. На улице свежо!

- А в камере еще свежее, - заметил городовой. - Ладно, некогда мне с тобой разговаривать. Давай, юноша, на выход! У меня еще дел выше крыши.

Филя послушно встал с нар и пошлепал за городовым по сырому полу. Цыганка кинулась к решетке и крикнула ему вслед:

- Попросит он тебя чудищ малевать, не соглашайся! Слышишь, не соглашайся - беда будет!

Филя оглянулся и даже сделал маленький шаг назад, но городовой подгонял его, и вот они уже поднимаются по лестнице наверх, в управу. Свет, хоть и был неяркий, ослепил Филю. Он долго не мог сморгнуть слезы, внезапно набежавшие на глаза. Платок, что лежал вместе с кошельком, куда-то запропастился. Так вот оно и бывает у помощников дьявола - то платок пропадет, то сестра. Нет им ни в чем удачи!

Следующие три часа Филя провел, старательно заполняя бумаги. Стряпчий - худощавый старичок с трясущейся верхней губой и густыми волосами в носу - подсовывал ему бланк за бланком, в которые надо было бесконечно вписывать буквы и цифры. Стоило перелезть на следующую строчку или нарисовать запятую не на положенном месте, как старичок выхватывал бумагу из-под руки, рвал ее в клочья, и все приходилось заполнять заново. Филя так уработался, что пот насквозь промочил ему воротник и спинку рубашки.

Когда формальности были соблюдены и стряпчий удалился с бумагами в один из кабинетов, городовой сказал, что теперь Филе предстоит самому регулярно наведываться сюда и узнавать, как идут поиски. Обычно похищения расследуются быстро, особенно если это касается детей. «Так что, - бодро заключил городовой, - заходите через недельку-другую, уж какой-то след отыщется».

- Через недельку?! - ошарашенно переспросил Филя. - Так долго?

- А что вы хотели? Город большой. Пока все притоны обыщешь, пока свидетелей допросишь...

- Так нет же свидетелей. Вы там рядом были и ничего не видели!

- Найдутся, не бойся. Кто-кто, а свидетели всегда есть. Ступай, я занят.

Городовой по-отечески хлопнул Филю по плечу и подтолкнул к выходу. Ничего не оставалось делать, как только уйти.

На улице метель зло куснула ему щеки. Колючий снег летел в лицо, заставляя щуриться. Сменилась погодка. Грядет зима, неотвратима. Эх, утки, утки, улетели бы вы днем раньше подобру-поздорову, а теперь отморозите лапы, конец вам.

Поразмыслив, Филя решил отправиться к тетке - что еще оставалось делать? Он поднял руку, чтобы поймать такси.

Черный автомобиль вырвался к нему из пелены снега, как рука из-под одеяла.

- До улицы Пушкина подбросите? - спросил Филя, когда опустилось стекло.

- Не вопрос, - откликнулся водитель и распахнул дверь. - Садись!

- А сколько? - поинтересовался Филя.

- Договоримся!

Что ж, значит так тому и быть. Филя сел внутрь и обомлел. Водитель был юный, моложе его года на два, розовощекий и крепкий, со светлым пушком над губой. Волосы цветом, как пшеничная копна, и столь же жесткие. Но главное не это. Водитель был одет в настоящую кольчугу! Она струилась по телу, отбрасывая на приборную доску причудливые блики.

- Витя, - протянул руку водитель. Филя крепко и с удовольствием пожал его большую ладонь. - Витя Зязин. Можно просто Витязь. Меня здесь каждая собака знает. Поедем, помолясь?

Филя кивнул, автомобиль рванул с места. Впереди дорога разветвлялась, утопая всеми концами в бесконечной буранной мешанине.