Каспер в Нью-Йорке - страница 11

«Потому что срок выписки приближается – усек, салага?» – ответил Фынь.

Что верно, то верно. Если думать иначе, то можно и концы отдать. Рассказывали, что одно привидение из камеры напротив нашло у себя на теле какой-то узелок и развязало его. Через секунду оно с испуганным возгласом «братва, помогите!» растворилось в воздухе, словно его никогда и не было в Аббаде... «Развязаться» – это единственный способ самоубийства у призраков. Только его сначала нужно найти, этот чертов узелок (именно так его чаще всего называют сами привидения). Где он? Кто его знает... Каспер тысячу раз искал, но не нашел ничего даже отдаленно похожего. Тот же всезнающий Китаец Фынь говорил: пока где-то Наверху не решат, что ты не годишься даже для загробной жизни, можешь хоть под микроскопом себя рассматривать – узелок все равно не покажется на глаза.

«А жаль», – думал Каспер, пялясь из своих нар на выщербленный пол камеры.

Ему было жаль, что церберы не утащили его из камеры неведомо куда, как Гуччи. И не врезали хорошенько, как Уджо. Гаечный-Болт к утру успел немного опомниться, но Каспер был уверен, что сам он после такого удара точно отдал бы концы.

После того, как церберы убрались из камеры, Каспера пока что никто даже пальцем не тронул. Во-первых – из-за опасений, что псы вернутся. Во-вторых – из-за того, что Гуччи объявил Каспера своей личной жертвой. До тех пор, пока не прояснится окончательно вопрос о развоплощении бутлегера и вымогателя (а вдруг церберы пожалели его и не стали разрывать на части?), малыш должен находиться «в форме».

Вряд ли это можно считать везением. Юджин той же ночью долго шептался о чем- то с Гаечным-Болтом, а потом припорхнул к Касперу и зловещим голосом произнес:

– Мы ждем Гуччи ровно три дня – до послезавтрашней вечерней проверки. Если же он не объявится... – Кислый многозначительно помолчал, – тогда Уджо раздобудет дюжину щелбанов. И все они будут твои, Чистюля. Твои, и больше ничьи.

Каспер еще ни разу не наблюдал щелбаны «живьем». Тем более – в действии. Но слышал предостаточно. Главный Смотритель Аббада держит их для усмирения особо буйных заключенных. По слухам, на складе, что находится по соседству с двести сорок пятой камерой, имеется до восьмидесяти восьми различных видов щелбанов – на любой вкус.

Одни говорили, что их вводят привидениям при помощи огромных шприцев, после чего наказуемые начинают створ сживаться, словно молоко, если в него капнуть лимонной кислоты. Другие говорили, что щелбаны – это такие маленькие долбежные штучки, которые, если их достать из упаковки, начинают летать по всей камере и долбить, долбить, долбить... Все «щелбановеды» из двести сорок пятой, несмотря на сильные расхождения относительно внешнего вида щелбанов и способа их употребления, сходились в одном: они способны вызывать острую боль даже у самого отмороженного привидения.

Этого было достаточно, чтобы все обитатели Аббада панически боялись даже смотреть в сторону знаменитого склада на девятом уровне. Привидения настолько отвыкли от боли (они даже считали свою нечувствительность единственной привилегией, дарованной им природой), что страх вновь испытать это забытое чувство вызывал у них какое-то подобие физических страданий...

Умеренная доза щелбанов, по свидетельству знатоков, составляла от двух до четырех штук за один раз. Привидение через пару суток восстанавливало способность двигаться и даже проходить через стены, не обработанные, конечно, мирроидным составом. Шесть-восемь щелбанов чаще всего вызывали необратимые изменения в химическом составе наказуемого, но он после этого еще мог висеть под потолком и слегка шевелить конечностями. Но только молча. Речь и способность что-либо соображать начисто отнимались.

Ну а десять-двенадцать щелбанов...

– Ты будешь медленно и мучительно подыхать все семьсот девяносто девять лет, которые тебе осталось провести в Аббаде, – с готовностью просветил Каспера Кислый Юджин. – И окончательно развоплотишься в день выписки – тютелька в тютельку. Фирма гарантирует.

Каспер, подождав секунду-другую, пока энергия перекачается в левую ногу, врезал ею Юджину в лоб. Все равно хуже уже не будет.