Катавасия - страница 41
Дед хохотнул:
- Ну вот, чуток со Златкой поболтал, а уж от неё и нахватался! "Вот," - передразнил Двинцова, окончательно смутив его. Семён продолжал:
- Как звать-то тебя, величать будем?
- Вадим я, Двинцов.
- Ишь ты, с прозвищем, с Двины что ль? А по батюшке как?
- Игоревич. Только я не с Двины, может кто из предков оттуда был.
- Смотри-ка! Долгонько у вас прозвища держатся. А ты, значит, Игоревич будешь, с "вичем", а не Игорев сын, княжич, что ль?
- Да нет, у нас все так, с "вичем".
- Чудной народ, однако. Ну, ин ладно. Всё одно, слав. Роду-племени-то славенского, так ведь?
- Славянин.
- Вот, ёлки зелёные, и племя переиначили! Далеко, видать, от корней забрались.
Вадим ответить не успел, старик продолжил:
- Довольно-довольно, что на пустой живот языки чесать, не по обычаю так-то. Ступай, вот Здравко тебя в баньку сведёт, а там, перекусив малость, и спрошать будем, каков ты гусь, да с какой кашей тебя в печь подавать.
С этими словами дед подозвал широкоплечего парня лет двадцати пяти, указав рукой на Двинцова:
- Веди давай, Малуша уж истопила, да лопоть чистую на него возьми, а то верно Златка трещала: пугало-пугалом. А ты, Вадим, шкуру свою здесь оставь, я её Дубку отдам, нехай отквасит, пока не пропала, а то жаль будет, корзно-то богатое выйдет.
Вадим было двинулся вслед за Здравко, как Семён вновь окликнул его:
- Погодь, паря, ты скажи, неж-то зверюгу на этот дрючок взял и без царапины остался? - дед указал на валявшееся на траве Вадимово "копьё".
- Да нет, за меня зубр постарался, они друг дружку ухайдакали, а я попользовался.
- А-а-а-а... Ну ладно... Ступай-ступай, после всё расскажешь... Да! тебя тут с ночи двое дожидаются, говорят - друзьяки.
- Кто такие? Не может быть! У меня знакомых-то здесь быть не может, не то, что - товарищей.
- Товарищей точно не может, товара ты с ними не возил, а друзья вот ждут, все жданки проели. Иди, мойся, не ломай голову, узришь - узнаешь!
Они ушли, старик сидел, сгорбившись, всё так же полируя янтарь, задумчиво-разочарованно бормоча:
- Дааа... Не тот,... и этот - не тот... Пришлец, не от мира сего, а всё ж - не тот... случайный...
* * *
Двинцов, ведомый Здравком, пройдя в одну из пихтовых "дверей", таким же "коридором" выбрался на небольшую луговину, плавно спускавшуюся к берегу реки, которую (Вадим запомнил) Златка обозвала Днерью. Подумал: "Интересно, если в этом мире география с нашим одинаковая, то к какой же я реке выбрался? Перебрав в голове известные реки более-менее солидных размеров, решил: или это - Чусовая, или даже уже - Кама. Последнее - менее вероятно, но вполне возможно." Шагах в десяти от берега стояла бревенчатая приземистая банька, из волокового окошка струился слабый дымок.
Зашли в предбанник, вкусно пахло хвоёй, смолой, квасом, ещё чем-то. Здравко, раздеваясь, кивнул на лавку:
- Вон - тебе чистое лежит, после бани наденешь. Рваньё своё тут брось, на ветошь сгодится. Пошли, что ли? Шапку-то надень - голову спечёшь!
Нахлобучили на головы валяные шерстяные колпачки. Нырнули под низкую притолоку в парилку, треть которой занимала печка-каменка, стены под потолком опоясывала полка-воронец, служащая своеобразным дымоходом. Потолок лакировано сверкал золотом выступившей на досках от жара смолы, янтарными каплями, собравшейся на стыках. На полках лежали распаренные уже веники: от берёзовых, до пихтовых - на гурмана банного дела. На полу стояли липовые шайки с холодной водой. На лавке вдоль стены - шесть кадочек с крышками и затейливо расписанный ковшик-уточка.
Здравко потянулся к ковшу, спросил Вадима:
- Чем пар гнать будем? Есть сыть медовая, пиво, квасы: можжевеловый, берёзовый, хлебный, есть взвар травяной.
Вадим восхитился разнообразием:
- Ух ты! А давай-ка всё по очереди испробуем!
- А сдюжишь? - с явным сомнением спросил парень.
- Давай-давай! Там видно будет. Начинай с пива.
- Лезь на полок, греться будем, - Здравко черпнул из кадушки пива, хлестнул на камни, - Ииий-эх! Пошёл, родимый! Ещё мальца!... Добро!