Казна Херсонесского кургана - страница 32

Лишь к двум-трем ночи пляж замирал, и Аркаша мог спокойно ложиться почивать, до самого рассвета ежась от прохлады на своем лежаке.

…Утро выдалось урожайным, и его торба быстро заполнилась бутылками. Оставалось снести их к тарнику и дождаться его открытия. Правда, приемщик посуды давал Аркаше только половину положенной суммы, но что делать… Как-то Аркаша было запротестовал и ему тут же ответили, что для его стекла нет ящиков и, вообще, недвусмысленно предложили исчезнуть и не возникать никогда. Перестройка, кажется, вошла в решающую стадию — грабеж шел средь бела дня и некому было пожаловаться. Борьба за выживание стала суровой реальностью, давно перехлестнув масштабы газетных страниц. Как бы то ни было, но скудные рублики, вырученные на этом поприще, позволяли Аркаше продержаться от рассвета до заката.

— Стой, сука, попался! — неожиданный грозный окрик остановил его на привычном маршруте. — Вот кто, оказывается, наши бутылки ворует!

Аркаша повернулся. Пред ним предстали уборщица пляжа со своим чудовищным мерзким барбосом, который при слове «сука» почему-то оскалился и недобро лязгнул зубами.

— Ишь ты, выискался охотничек до чужого, — тетка перешла на визг. — А ну поставь сумку на землю и проваливай…

— Но позвольте…

— Не позволю! Живо ставь, и чтобы я тебя здесь больше не видела, падла.

И чтобы придать решительности разоблаченному похитителю стеклотары, добавила:

— Сщас зверя пущу — разорвем на портянки.

Пес продолжал грозно скалиться и по его морде было видно, что он не прочь распотешиться хоть сейчас. Аркаше пришлось повиноваться, он освободился от груза и, облегченный, позорно ретировался с пляжа. Вслед ему неслись страшная ругань и победный лай цербера.

«Все, это финиш, дошел до ручки, — думал он, невесело передвигая ноги. — Лишился единственного источника к существованию, можно попробовать, конечно, и в другом месте собирать бутылки, но и на ту территорию найдется свой хозяин. Я здесь никто, я — чужак! Город мечты оказался ловушкой, миражом, и отсюда надо уносить ноги. И чем быстрее, тем лучше: хоть на крыше поезда, хоть на крыле самолета, хоть пешком, но только быстрее, быстрее… К родным пенатам… Предки хоть повякают, пожурят, но никуда не денутся, примут блудного сына, откормят, а там почистим перышки, оглядимся… Еще не вечер…»

С такими мыслями в черепке и наличностью в размере девятнадцати копеек в кармане он подошел к дверям ближайшей столовки с робкой надеждой еще раз обмануть судьбу. Тут на раздаче и посудомойке работали молоденькие девчушки, практикантки пищевого техникума из Краснодара. Пару дней назад Аркаша познакомился с ними, бисером рассыпая комплименты и рассказывая невероятно-жалостливые истории о своей несчастной любви в духе репертуара «Ласкового мая». Девчушки сочувственно качали головами, растрогались и накормили его обедом. На следующий день новоявленный правнук лейтенанта Шмидта приперся снова, но заведующая выставила его вон и настоятельно порекомендовала впредь здесь не показываться и не отвлекать девочек от работы. Но голод снова привел его сюда — сейчас у него просто не было иного выхода.

Столовая открылась недавно, но народу набилось в зал уже предостаточно. Аркаша взял поднос и встал в очередь.

Миловидная девчушка приветливо улыбнулась ему:

— Что-то давненько не заходили.

Аркаша страдальчески посмотрел ей в глаза, молча взял со стеллажа стакан сметаны, ватрушку и все это в два приема отправил в рот и также молча поставил пустой стакан на место. Юная раздатчица зарделась, как роза на клумбе, беспокойно огляделась по сторонам, не заметил ли кто, и с укоризной во взгляде печально спросила:

— Чего будете?

Аркаша уперся взглядом в пустой поднос:

— У меня только девятнадцать копеек.

Она, вздохнув, положила на тарелку пару маленьких биточков, засыпала их перловой кашей, а сверху полила это сооружение топленым жирком.

— Надежда Кузьминична, тут полторы порции гарнира без ничего, — крикнула она кассирше.

— Дзенькую, пане, — благодарно бросил Аркаша.

— Мы сегодня последний день работаем, практика кончается, завтра уезжаем, — на прощанье сообщила она и принялась обслуживать других посетителей.