Казна Херсонесского кургана - страница 35
— Сильней! Еще сильней! Резче!..
Затем она, чуть отстранив его голову, попросила:
— А теперь нежненько-нежненько, самым кончиком поводи, поиграйся…
«Гляди ты, гурманша, — с отвращением подумалось ему, — дорвалась, сучара, до бесплатного, измывается…»
И все же он поигрался. Как только мог нежно. И доигрался — сластолюбивая его мучительница вдруг с ревом, как самолет на взлете, затряслась и, тисками сжав ляжки, чуть не задушила Аркашу. Словно горячая струя воздуха ударила ему в лицо, потом что-то хлюпнуло и мерзкопахнущее выделение по подбородку и шее стекло на грудь. Железные объятья ее ног ослабли и он, будто выплюнутый окурок, плюхнулся на задницу. С минуту буфетчица безмолвно простояла с закрытыми глазами, упиваясь остаточным кайфом, смакуя блаженные секундочки бабского счастья, а Аркаша лишь обалдело пялился на капельки пота, росой выступившие на ее бритом лобке.
«Все, граф Калиостро, сеанс закончен. Прожора-дракон сыт, а вы свободны», — с явным облегчением подумал он.
Наконец и его подруга пришла в себя. Она вздохнула полной грудью, поправила халат и, не глядя в его сторону, направилась к выходу, бросив на ходу:
— Завтра к обеду будем на месте. Утром принесу пожрать.
Замок щелкнул, как пистолетный выстрел, и Аркаша снова остался в одиночестве. Не в состоянии чего-либо соображать, он сунул башку под умывальник.
«Фу, отрава, — он прополоскал рот и брезгливо сплюнул, — лучше б вагон посуды вымыть, чем так… Ладно, все, билет отработал, а завтра уж мой черед джокера вытянуть…»
И с этой радужной мыслью он распластался на матраце и, поворочавшись, уснул беспокойным сном.
…В пункте назначения их прощание было немногословным. Буфетчица проводила его по трапу на берег. Аркаша хотел было рассыпаться в благодарностях за доставку, но она остановила его:
— Речей не надо. Если снова понадобится в Сочи — подходи: спросишь Тамару, меня позовут.
— А меня зовут Аркадий, вот и познакомились, как в французском анекдоте.
Тамара улыбнулась и протянула стопку бутербродов, завернутых в салфетку.
— Возьми на дорожку. Кто знает, как оно сложится…
— Ой, да напрасные хлопоты, — пытался отказаться Аркаша, — сейчас у родни откормят.
— Бери, бери, груз не велик, не переломишься…
И она, так-таки всучив ему пайку, не оборачиваясь, ушла прочь.
Тетя Соня жила совсем близко: надо было только пройти мимо трех, расположенных один за другим ресторанов и свернуть в узкий проулочек. Аркаша вошел в подъезд, который встретил его старательно выведенном на стене белой краской объявлением: «Мочиться строго запрещено!»
«И здесь кооперативные сортиры в опале, — с ехидством подумал Аркаша, — простой люд предпочитает писать в подворотнях».
Он взбежал на четвертый этаж и нажал на кнопку звонка. Никто не открывал. Постоял, нажал еще, — результат тот же. Разнервничавшись, он даже потарабанил кулаком по двери. Видимо, на шум открылась соседняя дверь и оттуда выглянула сморщенная старушка в строгом темном платочке.
— Молодой человек, вам кого?
— Я к тете Соне. Вот приехал… племянник ее…
— Нету их. Вчера уехали…
— Куда?! — с отчаяньем вырвалось у Аркаши. У него подкосились ноги и он сел прямо на ступеньку.
— Не докладывали, милок, не докладывали, — прошамкала старушенция.
— А когда… когда будут? — едва сдерживаясь чтоб не заплакать, тоскливо поинтересовался он.
— А кто знает. Видать не скоро, чемоданы большие были…
Все, ку-ку, приехали! Шлагбаум закрылся! Мрак, тупик, опять помойки… Тамарка как в воду глядела — бутерброды, ой, как пригодятся. Опять влип! Боже праведный, за что?!
Уже давно наступила осень, но в южном городе Синопе это как-то не ощущалось; дни по-прежнему стояли солнечные, жара и не думала отступать. В уютном, ухоженном парке, разбитом прямо перед дворцом, было не так душно, в тени оливковых деревьев и кипарисов веяло спасительной прохладой. В центре парка, у самого края бассейна с изумрудной водой, стояло массивное резное кресло из сандалового дерева, в котором восседал молодой человек с крупной курчавой головой и правильными чертами лица. Чуть прикрыв глаза, он, не мигая, наблюдал за ленивыми перемещениями своего любимца — серебристого осетра — единственного обитателя роскошного водоема. Лицо сидящего могло показаться непроницаемо-безмятежным, но его длинные пальцы безостановочно перебирали на коленях складки легкого одеяния, что выдавало внутреннее волнение и тревогу. Сказать, что молодой человек был знатен, значило не сказать о нем ничего — молодой человек был ни кем иным, как властителем могущественного Понтийского царства. Звали его Митридат VI Эвпатор.