Кэп и две принцессы - страница 18

Конечно, пока это была только её фантазия. «Ненаучное допущение», — так обзывала Рене прорывы Ёшкиной интуиции. В половине случаев, как тогда, на Хироне, они оправдывались. В половине — нет.

Нужно войти в изолятор, чтобы удостовериться в своих ощущениях. Ей нужно вплотную «посмотреть» своими органами чувств феромоны, тогда Ёшка сможет сказать, что…

— Ещё же анализ мочи! — вспомнила она.

— Чьей мочи? — гаркнуло у неё над ухом так неожиданно, что Ёшка подпрыгнула и взвизгнула.

— Ёшкин кот! — раненым зверем прогремел Ким Полянский, схватившись рукой за подбородок. — Чуть челюсть не выбила.

— У тебя очень прочная и твёрдая челюсть, — успокоила Ёшка, потирая гудевший затылок, которым она в прыжке приложилась о скулу правого.

Половину лица Кима покрывала антисептическая маска, над ней ярко горели чернотой большие глаза. От этого Полянский был похож на раздобревшего ниндзя.

— А… — протянула Ёшка, — тебя тоже не взяли в разведку?

Ким пожал плечами:

— Рене посадила меня на бессрочный карантин. Хотя насморк прошёл, и лейкоциты в норме. На всякий случай. В связи со сложившейся ситуацией мне предписано сидеть в каюте, выходить только в маске и в чрезвычайных случаях.

— А сейчас чего выперся?

— Чрезвычайная ситуация, — спокойно пояснил Ким.

— Какая? — Ёшка знакомо округлила глаза и быстро посмотрела по сторонам. Обстановка в «Иллюзионе» с тех пор, как за Рене и Ю Джин загерметизировались створки шлюза, нисколечко не изменилась.

— Ты осталась наедине с монстрами, — спокойно ответил Полянский и кивнул на экран обзора. — В заблокированном звездолёте на чужой планете. Ты их закоммуникатируешь до смерти. Мой долг — обезопасить от тебя этих несчастных разведчиков.

Ёшка зашипела как рассерженный, не очень крупный зверь. Это теперь с ней непроизвольно случалось от неожиданности. Постоянное общение с кошками наложило отпечаток. Любое общение — это двусторонняя дорога. Синхронист понимала это, как никто другой. Если её питомцы перенимали человеческие привычки, то и она нахваталась от них всякого разного.

— Твои шутки — всегда плоские и абсолютно несмешные, — отшипевшись, с облегчением выдохнула Ёшка. — Марш обратно в карантин, а то…

— Наябедничаешь Рене? — усмехнулся Полянский. — Ёшка, брось! Мы соприкасались без скафандров и с ними, и с друг другом несколько часов подряд. Очень плотно, кстати. Непосредственно.

Он явно имел в виду ссадины и растяжения, полученные при транспортировке обезумевших разведчиков. И… Полянский был прав. Ёшка понимала, что Рене отправила его в карантин только, чтобы соблюсти инструкцию. Формально, для отчёта.

— О! — сказала она, принимая реальность. Полянский сейчас оказался очень кстати. — Так ты мне поможешь? Быстро говори: да или нет?

— Нет! — быстро сказал Ким. — А что ты хотела?

— Зайти в изолятор. Кое-что проверить. А ты бы в это время мог взять у них анализ мочи…

— Как?

— Ну… Как-нибудь…

Ёшка легонько потарабанила пальцами о стену изолятора. Машинально, в задумчивости. Это было совсем безопасно, и она твёрдо знала, что этого слабого звука не услышат за мощной звукоизоляцией, и никого пациенты сквозь односторонне прозрачную стену не видят, но вдруг оба разведчика разом повернули головы в её сторону. Они странно осклабились — улыбаясь и хищно скалясь одновременно, и вдруг двинулись прямо на Ёшку и Кима, остолбенело застывших по ту сторону «экрана». Встать Кравец и Смит не могли, они сделали несколько неуверенных движений на четвереньках, а потом сразу оба рухнули как подкошенные на мягкий пол изолятора и поползли на локтях, волоча за собой бесполезные тряпичные ноги.

— Как ты думаешь, — задумчиво спросила Ёшка. — Если бы у них был шпинат, они бы кидались им в нас сейчас?

Широкие плато на скалах шли размазанной лестницей, каждая ступенька уходила так высоко, что не хватало взгляда определить, где заканчивается очередная «платформа». Они поднимались, нависая друг над другом в хаотичном, со стороны не очень понятном порядке. На одной из этих гигантских ступеней сейчас стояли Рене и Ю Джин.

— Это здесь? — Рене спросила, скорее всего, просто, чтобы что-нибудь сказать, потому что молчаливые серые, нависшие друг над другом плато, давили и прессовали своей невозмутимой мрачностью.