Кэп и две принцессы - страница 2
Ёшка, конечно, как квалифицированный синхронист могла бы расшифровать их вопли, только не видела в этом надобности, так как кошки и сами не понимали, что они выражают в этот момент.
— Счастье не требует анализа, — как-то сказала Ёшка Рене. — Более того, анализ счастью прямо противопоказан.
И, скорее всего, она была права.
В общем, основным блюдом у Маисы числилась курица, сваренная по старинке целиком. Но, кажется, кошка-кулинарка начала практиковаться и в выпечке, по крайней мере, Ёшка недавно жаловалась Рене, что пирог, которым встретили её из очередной экспедиции кошки, оказался недопечённым. Синхронист не могла показать своим хвостатым домочадцам, что они крупно облажались, и давилась, но доела печево до последней крошки. В результате чего у неё потом сутки болел живот.
— Ёшкин кот, — внезапный хрипловатый бас прервал паузу. Затянувшуюся, а от того многозначительную.
Они совсем забыли про Кима, только что вышедшего из глубоких раздумий. Полянский обладал странной особенностью: при своих внушительных размерах, он становился совершенно незаметным, когда уходил в традиционную меланхолию. В такие моменты он словно растворялся в окружающем пространстве, становился невидимым.
Второй особенностью Полянского была страсть к поддразниванию Ёшки, которая большую часть времени находилась в благостной расположенности ко всем тварям живым. Только произнесённое с чувством «Ёшкин кот», — единственное ругательство, на которое Ким был способен, — могло вывести Ёшку из себя и заставить ненавидеть разумное существо. Единственное существо — Кима Полянского.
— Ёшкин кот, — с удовольствием повторил Ким. — Это единственное, что тебя сейчас волнует? Посолила ли курицу твоя кошка?
— Ну, ты-то явно переживаешь о чем-то глобальном, — огрызнулась Ёшка. — И не о «посолила» я переживаю. Слушать лучше нужно, а не витать в гипере.
Ключевым в её ответе являлось слово «глобальный». Третьей особенностью Кима Полянского была слава (в узких профессиональных кругах) уникального специалиста по особо крупным жизненным формам. Проще говоря, Ким был гигантологом.
С одной ма-а-аленькой тайной, о которой знали только самые близкие люди. А так как Рене, Ёшка и Ким по специфике своей работы тёрлись бок о бок в ограниченном пространстве межзвёздной лаборатории неделями или даже месяцами, то знали друг о друге тысячу таких мелочей, которые возводили их в ранг родственников. И Рене, и Ёшка были в курсе ещё одной особенности Кима, которую он тщательно скрывал.
Специалист по великанам впадал в панику от всего, что едва заметно ползало, мелко мельтешило, тонко пищало или слабо потрескивало. Насекомые всех видов, мыши и крысы, червяки и пауки, едва появившись на горизонте, тут же превращали жизнь Полянского в сущий ад. Сейчас Ёшка умудрилась протянуть слово «глобальный» с такой интонацией, что каким-то невероятным путём, но сразу становилось ясно: она имеет в виду его главную постыдную слабость.
Могучая шея Кима налилась кровью. Багряный цвет пошёл на подбородок и в ближайшем будущем грозил залить белки глаз. Накаченные плечи буграми вздулись под белоснежной курткой: казалось, мягкая, но прочная ткань костюма (такие лаборанты носили в звездолёте во время переброски) не выдержит подступающего гнева и вот-вот порвётся от напряжения. Рене показалось, что она уже слышит подозрительный треск.
— Вам делать нечего? — она поднялась с кресла, потянулась, разминая предплечья. Уже не новый пластик кресла скрипнул, с напряжением пытаясь загнать в свою память все изгибы её тела. Если на оборудовании для лаборатории центральное управление не экономило, то мебель подбирали по остаточному принципу. То, что не касалось исследований, было уже не один год бывшим в употреблении.
Рене встала между этими двумя. Уже привычным, надо сказать, жестом, развела руки в стороны, пытаясь закрыть Кима и Ёшку друг от друга. Убрать, так сказать, из поля зрения раздражающий фактор.
— Так нечего же, — удивилась Ёшка. Она оживилась прямо на глазах. — Что ещё делать?
А Ким ничего не сказал, но подозрительно быстро успокоился и снова притих. Напряжение, грозившее перерасти в ссору, просочилось сквозь сверхпрочную панель лаборатории и отправилось очередным сгустком негатива блуждать в немыслимых просторах.