Кэтрин - страница 42

 клянется, что видел означенную лошадь на конюшне тому четыре дня и что она принадлежит Джону Хэйсу, плотнику. Не может объяснить происхождения пятнадцати гиней, обнаруженных при нем трактирщиком; говорит, что их было двадцать; говорит, что выиграл их в карты в Эдинбурге две недели назад; говорит, что путешествует для развлечения; в то же время говорит, что едет в Бристоль по делу, которое есть вопрос жизни и смерти; вчера, в присутствии нескольких свидетелей, говорил, что направляется в Йорк; говорит, что обладает независимым состоянием, что у него крупные поместья в Ирландии и сто тысяч фунтов в Английском банке. Не имеет на себе ни рубашки, ни чулок, одет в мундир с меткой „С. С.“. Внутри его ботфортов написано „Томас Роджерс“, а на подкладке шляпы „Преподобный доктор Сноффлер“».

Доктор Сноффлер был жителем города Вустера и недавно поместил в листке «Держи вора!» объявление с перечнем вещей, похищенных из его дома. На это мистер Макшейн возразил, что шляпу ему подменили в трактире, куда он прибыл в шляпе с золотым галуном, и готов подтвердить это под присягой. Однако нашлись свидетели, в свою очередь готовые подтвердить под присягой, что это неправда. Словом, еще немного, и он угодил бы в тюрьму за кражи, которых не совершал (ибо что касается шляпы, то она была куплена им у какого-то посетителя «Трех Грачей» за две пинты пива), — казалось, это уже неминуемо, но тут появилась старшая миссис Хэйс, и ей-то прапорщик был обязан тем, что сохранил свободу.

Когда трактирный конюх прибыл на серой лошади в дом Хэйсов, старого плотника уже не было дома; жена же его, выслушав привезенное известие, немедленно потребовала, чтобы к седлу была пристроена для нее подушка, и, взгромоздясь на эту подушку у конюха за спиной, приказала ему скакать что есть мочи к дому судьи Балланса.

Задыхаясь от спешки и волнения, вбежала она в комнату, где сидел судья.

— Ах, ваша честь, что вы хотите делать с этим достойным джентльменом? — воскликнула она. — Ради всего святого, отпустите его! Тут каждая минута дорога — у него важное дело — речь идет о жизни и смерти.

— Я это говорил судье, — сказал прапорщик, — но он отказался верить моему слову — честному слову капитана Джерралдайна!

Макшейна легко было сбить, учинив ему целый допрос, но с отдельной ложью он вполне мог справиться; и в данном случае даже явил немалую изобретательность, желая сообщить миссис Хэйс имя, которым назвался.

— Как! Вам знаком капитан Джералдайн? — спросил мистер Балланс, отлично знавший жену плотника.

— Само собой, знаком! Мы с ней знакомы лет десять! Мы даже родственники! Она мне и дала ту самую лошадь, о которой я в шутку сказал, будто купил ее в Лондоне.

— Погодите, пусть она сама скажет. Миссис Хэйс, это правда, что капитан Джералдайн вам родственник?

— Да, да… правда!

— Весьма лестное родство! И вы дали ему лошадь сами, своею волей?

— Да, да, своею волей — я бы ему дала все, что угодно! Умоляю, ваша честь, отпустите его поскорей! У него дитя при смерти, — сказала старушка, залившись слезами. — И может погибнуть, не дождавшись… не дождавшись его возвращения!

Судью несколько удивило столь бурное сочувствие чужому горю; тем более что сам отец был, видимо, куда менее озабочен участью, грозившей его отпрыску, нежели добрая миссис Хэйс. Более того, услышав ее страстную мольбу, обращенную к судье, капитан Джералдайн ухмыльнулся и заметил:

— Не хлопочите, голубушка. Если его чести угодно ни за что ни про что арестовать порядочного человека, пусть арестует — закон нас рассудит. А что до дитяти — господь спаси и сохрани его, бедняжку.

Услышав эти слова, миссис Хэйс взмолилась еще жарче; и поскольку никакого обвинения задержанному предъявить не удалось, мистер Балланс махнул рукой и отпустил его.

Трактирщик и его друзья, немало смущенные, поплелись было прочь, но тут мистер Макшейн громовым голосом окликнул трактирщика и потребовал немедленно возвратить украденные пять гиней. Снова тот стал уверять и божиться, что в кармане у гостя больше пятнадцати не было. Но когда Макшейн на Библии поклялся, что было двадцать, и призвал миссис Хэйс в свидетели, что вчера вечером, за полчаса до того, как ему прибыть в трактир, в руках у него было двадцать золотых монет, и почтенная старушка выразила полную готовность подтвердить это под присягой, — лицо у трактирщика вытянулось, и он сказал, что не пересчитывал деньги, когда брал их, и хотя убежден по-прежнему, что было всего пятнадцать гиней, но, не желая, чтобы хоть тень подозрения коснулась его доброго имени, готов добавить пять гиней из своего кармана; что тут же и сделал, отсчитав прапорщику пять монет его собственных денег, или, вернее, денег миссис Хэйс.