Китовый ус - страница 62
Сегодня Дуняшка видела в окно, как Петро Иванович в серо-зеленом брезентовом плаще и резиновых сапогах пошел в гараж. Там стояли две колхозные автомашины, к которым нужны были новые скаты. Дуняшка знала, что председатель ругает Петра Ивановича за простой машин, а тому все не удается раздобыть скаты в городе.
Она многое знала о механике. Каждое слово, услышанное о нем, она жадно ловила, долго помнила, и казалось ей, что знакома с Петром Ивановичем давным-давно. Вот и сейчас, как только стукнула наружная дверь, она по шагам определила, что вернулся Петро Иванович. Он зашел на застекленную веранду, где Митька строгал что-то рубанком, и Дуняшка представила, как механик снял плащ и повесил на гвоздь. Послышался возбужденный Митькин голос:
— Где ты по такой погоде слоны слоняешь? У меня есть!
Сейчас Митька разгреб стружки и углу веранды, показал бутылку, спрятал и засмеялся удовлетворенно…
В прихожей Петро Иванович появился без сапог, в белых шерстяных носках и в желтом свитере. Пройдя в большую комнату, он лег, не раздеваясь, на узкую, с провисшими пружинами койку и зашуршал газетами.
— Петро Иванович, обедать будешь? — спросила Анюта.
— Пока не хочется, попозже, — ответил он, встретился на какую-то долю секунды взглядом с Дуняшкой и вернулся к газете.
Дуняшка сходила к нему, высыпала на одеяло несколько горстей еще теплых семечек.
— Развлекайся, — сказала она.
— Спасибо, — всего-то и ответил он, улыбнулся приветливо и больше не смотрел на Дуняшку.
На минутку к Анюте забежала соседка Варя, попросила одолжить душистого перцу. Петро Иванович забеспокоился, закурил и лег поудобнее, а Варя, казалось Дуняшке, была не прочь взглянуть, что там делается в большой комнате. «Вот и перец!» — воскликнула мысленно Дуняшка и ревниво напомнила соседке:
— Ну, как, приданое готово? Солдат твой возвращается скоро?
— Скоро, — ответила Варя и опрометью выскочила из комнаты.
— Регистрироваться в городе будете или в сельсовете? — вдогонку поинтересовалась Дуняшка, а сама торжествовала — вот тебе, вот тебе перец!
В окно, которое было напротив койки, тихонько постучали, Дуняшка вздрогнула: неужели Варя что-то хочет сказать Петру Ивановичу? Прислушалась. «Господи, да какая там Варя! Митька знак подает, приготовил закуску, зовет Петра Ивановича!»
После веранды Петро Иванович не вернулся в большую комнату. Он ушел в контору, где составляли на завтра наряд. Посидев еще немного, Дуняшка собралась домой — окна уже залило густыми сумерками.
Так и прошли две недели.
Прогремела, наверное, последняя гроза, оставив после себя уже не летнюю свежесть. Пахнуло осенью. Но осень не удержалась, вернулось лето, только не настоящее, а короткое, тихое, грустное, — бабье. Рассветы стали прохладными и звонкими, запахло поздними яблоками и осенними цветами, и туманы подолгу застаивались в ложбинках. И тишина стояла такая, что Дуняшка однажды ночью проснулась — с громким стуком падали яблоки.
Теперь на свеклу налегли вовсю, старались как можно скорее, до начала заморозков, убрать ее с поля. Бабы приходили на работу рано, с рассветом. По пруду катился туман, захватывая края поля. Долго тарахтели пускачи тракторов, и звучно летело эхо по балке. Бабы расставались с остатками сна быстро, расшевеливались, сбрасывая фуфайки, и слышался уже смех и шутки.
Звено Дуняшки занимало участок на самом низу, возле пруда. Здесь была такая крупная свекла, а земля такая влажная, что механизаторы пытались два дня пустить комбайн, но так и не пустили. Намучившись вдоволь, они привезли на участок свеклоподъемник, взрыхлили грунт под рядками и уехали.
Над свекловичным полем поднималось солнце, припекало. К полудню земля нагревалась, окутывалась маревом, и отсюда, снизу, казалось, что бабы в цветастых нарядах пустились по полю в пляс. Дрожал воздух от рокота тракторов, вздрагивала паутина, спокойно и обильно плывущая над плантацией.
Тетя Маруся, Анюта, Варя и Дуняшка выдергивали свеклу, складывали в кучи и вместо отдыха садились обрезать ботву. У всех болели спины и руки, но за ручную уборку платили больше, и бабы крепились. Только тетя Маруся часто останавливалась, упиралась рукой в поясницу и, распрямляясь, сдержанно постанывала.