Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - страница 50
Свежие листья, плоды, цветы на деревьях блистали,
Роскошью Древо богов[416] стыдили они, затмевали.
Пели кукушки, чакоры, и ча́таки, и попугаи,[418]
И танцевали павлины, изяществом взоры пленяя.
А посредине был пруд, — блестели на солнце красиво
Лестницы из самоцветов, изогнутые прихотливо.
Лотосы ярко цветут, чистая влага струится,
Пчелы жужжат, а в пруду с пением плавают птицы.
Пруд увидев в саду, был владыка миров восхищен,
оба юноши возликовали сердцами.
Да, красив и отраден поистине был этот сад,
столько радости давший великому Ра́ме!
Встретив садовников, братья у них разрешение взяли —
Листья, цветы собирать, радостнодушные, стали.
В этот же час и царица дочери Си́те велела
Ги́ридже[419] дань принести — сделать достойное дело.
Следом за Ситой подружки вышли с чарующей песней,
Не было дев на земле скромнее, разумней, прелестней,
В сад они шли, где блистал Ги́риджи храм возле пруда,
Душу тот храм восхищал — не описать это чудо!
С девами в этом пруду сперва совершив омовенье,
К храму приблизилась Сита, в сердце скрывая волненье,
Пуджу с глубокой любовью богине она сотворила —
Мужа, достойного мужа у всеблагой попросила.
В храме оставив ее, одна из подружек прелестных
В сад углубилась, любуясь красою растений чудесных.
Братьев прекрасных увидев, робкой душою смутилась,
Трепетом сладким объята, к Сите скорей возвратилась.
Увидали подружки, что слезы в глазах у нее
и торчат волоски на взволнованном теле[420],—
«Что с тобою, скажи?» — стали спрашивать нежно они,
восхищенья причину узнать захотели.
«Видела в нашем саду принцев я иноплеменных,
Возрастом юны они, но достоинств полны несомненных;
Темный и светлый красавец[421] — как опишу их словами?
Речью глаза не владеют, а речь не владеет глазами!»
Новость услышав, пришли девы в восторг и веселье,
В сердце у Ситы волненье умницы вмиг разглядели.
«Это, наверно, два принца, — одна из подружек сказала,—
О появленье которых уже я от многих слыхала.
Вместе со старцем святым явившись вчера спозаранок,
Очаровали они всех горожан-горожанок;
Люди повсюду твердят об их красоте несравненной,
Надо, подружки, и нам на них поглядеть непременно!»
Слушала Сита подруг, дивясь своему восхищенью,
Заторопились глаза к радостному лицезренью.
Выслав служанку вперед, за ней она двинулась следом,—
Смысл этой древней любви для всех оставался неведом.[422]
Речь премудрого На́рады вспомнила Сита тотчас,[423]
и любовь в ее сердце возникла святая.
Трепеща от волненья, она за подружкою шла,
вкруг себя олененком пугливым взирая.
Слыша, как пояс звенит, ножные браслеты, запястья,
Лакшмане Рама сказал, ощутив приближение счастья;
«Кажется, брат дорогой, Ма́дана бьет в барабаны,—
Все захотел покорить земные селенья и страны!»
Тут оглянулся герой, и Ситу глаза увидали —
Лунного лика ее сразу чакорами стали,[424]
Веки прекрасных очей застыли, как будто под ними
Вдруг перестал трепетать смущеньем охваченный Ними[425].
Ситы красу созерцая, счастьем был юноша полон,
Сердцем ее восхвалял, достойных же слов не нашел он.
Будто всевышний Творец все искусство свое, все уменье
В облике этом явил — зримое дал воплощенье.
Да, этой девы краса в красоте красоту открывала,
В доме самой красоты, как в светильнике пламя, сияла.
Жаль, все сравненья давно измусолить поэты успели,—
Где же слова я найду, чтоб достойно Вайдеху[426] воспели?
Так блистание Ситы владыка восславил в душе,
и, свое положенье обдумав сначала,
К брату младшему речь откровенную он обратил —
прямодушием каждое слово звучало:
«Брат! Это Джа́наки[427] дочь, ради которой в столице
Завтра сгибание лука торжественное состоится,—
Гиридже дань принесла, а теперь, со служанками рядом,
Все озаряя вокруг, гуляет, любуется садом.
Видя ее красоту — блистанье ее неземное,
Хоть я и чист по природе, все же смутился душою,
Может причину постичь лишь разум Творца всеблагого,
Тело дрожит от предчувствий[428],— слушай, о брат, мое слово!
Людям династии Ра́гху дана чистота от рожденья —
Души потомков его не ступают на путь заблужденья.
Знаю я душу свою — ей доверяю всецело,
Ибо она и во сне на чужую жену не глядела.
Те, что спиною к врагам в сражении не повернутся,