Кликун-Камень - страница 10

Иван оторопело остановился. Может быть, Наденька схоронилась в комнате хозяина?

— Знакомься, Ванюша, — торжественно сказал Кирилл Петрович. — Это — Надежда Васильевна! Наденька. Моя невеста в прошлом.

«Наденька» доставила блюдце, замахала пухлыми ручками на «жениха», томно, расслабленно произнесла:

— Не надо вспоминать, Кирюша!

Оба они прослезились, засморкались. Иван в замешательстве пролепетал:

— Очень рад… — А сам озорно подумал: «Не очень же высосали ее переживания», — и сел в кресло, к окну.

С улицы раздался дикий женский вопль:

— Сенечку моего… Сенечку у-убили! Разбойники из леса Сенечку убили…

Иван увидел в окно простоволосую бабу. Она бежала, нетвердо ступая по дороге, болтаясь из стороны в сторону, точно пьяная, и кричала беспрерывно:

— Сенечку-у…

Наденька отхлебывала чай, сосала сахар, мелкими кусочками кладя его в рот.

— На улицу выходить стало страшно!..

Кирилл Петрович порывисто успокоил:

— Я провожу тебя, Наденька…

— Ах, друг мой, пожалуйста.

— Говорят, почту Лбов ограбил, убивает… разбойник… Из рабочих… Что хорошего ждать! — заявила Наденька.

Иван вскочил, выбежал в коридор, поспешно оделся. Ему было и стыдно, и смешно, и слезы бессилия подступали к глазам. «Наденька. Джемма… С ней я советоваться хотел!»

Не разбирая дороги, он брел к Каме, раздумывая горько:

«Кирилл Петрович, дорогой человек, свою жизнь разбросал по мелочам для Наденьки. А кто она? Руки в перстнях…»

Уныло. Ветер свирепо швырял снегом в лицо. Груды облаков, казалось, падали на землю, переваливаясь друг через друга. Холодный, никуда не зовущий край горизонта, маленькие домишки, за стенами которых не чувствовалось ни тепла, ни уюта. Иван присел на сваленные бревна.

Перед ним лежала Кама, скованная льдом. Там, где она впадает в Волгу, около горы Лобач, Репин рисовал своих «Бурлаков». Так говорил Кирилл Петрович.

Бурлак… по-татарски — значит бездомный человек… Но почему — бездомный… может, обнищавший?

Сколько же видела эта Кама-река? И названа-то как — Кама… Так и кажется — течет, течет… Удмурты говорят «Буджим-Кам» — длинная река. Коми говорят «Кама-ясь» — светлая река… Иван заволновался. Эта связь в языке двух народов показалась знаменательной.

Грубый пинок заставил вскочить. Удар в ухо бросил его на бревна.

Кто-то поднял Ивана, заломил руки за спину, куда-то его поволокли, больно подталкивая сзади.

— Куда вы меня?

— Заткнись, бандюга лбовский…

Он не видел, куда его ведут. Падая от ударов в спину, поднимался; снова его волокли. Бросили в какой-то подвал и снова били.

Иван хотел выпрямиться, но упал от нового удара. Тяжкая усталость охватила его.

Плеть, как змея, опоясала спину и грудь. Стараясь спасти глаза, он заслонил их рукой. Удары жгли, как горячий дождь, находили, казалось, каждый кусочек тела, голову, уши, пальцы. Захватывало дыхание. Его пинали, втаптывали в пол.

Доносились неясные слова, похожие на стоны, сливались в один непрерывный крик. Он не понимал, что это кричал он сам, ничего не понимал, не знал, утро сейчас или ночь, сколько прошло времени, может быть, год? Или минута?

Заскрипела окованная железом дверь, Ивана опять поволокли и швырнули куда-то.

Гул голосов встретил его:

— Мальчишку-то за что?

— Украл чего-нибудь…

— Лбовец он.

— Нет у Лбова таких… — как из тумана, доносились до Ивана слова. Может, в бреду он видел, как около двери столпились арестанты.

— Вон как тебя встречают! — сказал кто-то и закашлялся.

— Еще бы! — раздался невеселый смех.

— Как замок забрякает, все к дверям бежим: хоть кусочек свежего воздуха дохнуть.

И верно, дышать было нечем: от зловония щипало глаза. На грязных нарах копошились люди, невысокий арестант с размокшим ртом что-то кричал. Камера в махорочном чаду.

Голова гудела, казалась разбухшей. Тело болело. Иван пополз на четвереньках, стараясь спрятаться от взглядов, тычась о чьи-то ноги, о нары. Нащупав солому, упал и затих.

На нарах, на полу сидели, лежали люди. Маленькое зарешеченное оконце, открытое настежь, не пропускало воздух, в него видимым снопом вливался мороз, но почувствовать его было нельзя, такая стояла жара и духота.

Гулко раздавались в коридоре шаги. Вот забряцали ключи… Окованная дверь камеры открылась. На середину, глухо ударившись, упало тело человека. Кто-то дико взвизгнул во сне. Кто-то поднял голову и пугливо уронил ее вновь.