Клуб желаний - страница 46

стр.

Злодеяние вскрылось однажды вечером, когда Мара возвратилась домой. Она подъехала к гаражу и, не веря своим глазам, вытаращилась на мусорный бак, из которого самым жалким образом торчали две уцелевшие ножки того, что некогда было ее трехногим журнальным столиком.

— Типпи прыгал на этот столик двенадцать лет, — набросилась она на Генри, войдя в дом. — Попробуй объяснить, как это ему удалось сбросить стеклянную крышку плюс отломать металлическую ножку!

Генри только пожал плечами, даже и не думая оправдываться. Мальчишки закивали, поддерживая папочку. Но у Мары были все основания полагать, что безвременная кончина столика имеет самое непосредственное отношение к обороне «Медведей» и их бесславному проигрышу команде «Грин-Бей Пакере» в это самое воскресенье.

Старый обшарпанный столик все же лучше, чем никакой, и сегодня он здорово пригодился бы. Мара представила, как ее гости пытаются удержать тарелки на коленях, а бокалы ставят прямо на пол. Может, побежать да купить первый попавшийся? Мара вытащила из-под Типпи руку и глянула на часы. Потревоженный кот недовольно выгнул спину и снова улегся. Увы, нет времени. Ну и ладно. Иногда кажется, что жить без чего-то не можешь, а на самом деле оно тебе вовсе и не нужно. Обойдется как-нибудь. Подруги простят.

Мара почесала Типпи за ухом и принялась тихонько напевать: «Яхта под луной и ты. Вот это был бы рай…»

Давнишняя песня Билли Холидей. У Мары приятный голос; ее часто сравнивают с Билли Холидей. Когда-то она думала, что голос сослужит ей добрую службу, сделает имя. Как же давно это было. Мечта уступила сначала Генри, а потом ребятам, а затем учебе на ассистента стоматолога, чтоб было чем оплачивать счета. А сейчас Маре и самой ясно, что она, мечта то есть, всегда была немножко надуманной.

Мара запела в полный голос: «О дивный край, где я и ты, и ветерок июньской ночью».

На коленях мурлыкал Типпи.

Зато теперь… теперь ее мечта, может, и не такая уж надуманная. Мара позволила этой мысли задержаться, совсем недолго, на минутку-другую.

«И лучше декораций нет, чтоб увидать мечты наяву».


Махнув рукой на диваны, члены Клуба книголюбов расселись прямо на полу Мариной гостиной. Без журнального столика так даже удобней, будто на пикнике.

Птицей с подбитым крылом в пластиковой миске печально покоился сложенный наподобие оригами белый листок бумаги. Миска стояла тут же, на полу, заваленном свечами, травами и прочими магическими причиндалами, заставленном бокалами и пустыми бутылками. Все желания уже были вытянуты, осталось последнее — Клаудии.

«Может, снять у них с шеи этот камень? — думала Клаудия. — Плюнуть на все и разбежаться по домам?»

Клаудия наблюдала, как расслаблялись подруги в перерывах между желаниями. От души радовалась за них, каждую обожала, но не могла удержаться от жалости к самой себе. Она так верила, что наконец забеременеет. И сроки, и температура — все было на ее стороне. Желания подруг сбывались без осечки, и Клаудия полагала, что ее собственная беременность — вопрос практически решенный. Последние две недели она то и дело прикладывала ладонь к животу, надеясь, страстно желая. Ну не дура ли? Месячные пришли на три дня раньше. В прошлую пятницу утром, как раз перед ее звонком Гейл из школы.

Подруги хором утешали Клаудию. Твое желание не так просто исполнить. Надо подождать. Ведь всего две недели прошло. Только Линдси позволила себе недобрую реплику: «Матушку-природу не подгонишь!» Матушку-природу не подгонишь? Ну и ну!

Сегодня они начали с Джил. Та примчалась с опозданием и сразу объявила, что у нее мало времени, поскольку у них с новым приятелем свои планы.

— Творческое вдохновение? — скептически спросила Гейл, вытащив из миски записку Джил. — Ты считаешь, что тебе недостает творческого потенциала? А по-моему, твои работы и так великолепны.

— Спасибо, но… Знаете, я готова все бросить. Нужна молния, творческое озарение, только тогда — успех, фурор! Надоело дурака валять.

В этот раз, заметила Клаудия, никто не скрытничал, все были предельно откровенны.

Линдси наконец призналась, что ее мечта — быть целиком и полностью принятой в высшее общество Чикаго, а не рыскать по его окраинам, как приходилось до сих пор, радуясь, что благодаря семейному имени ее вообще подпускают.