Клятвы и слёзы - страница 10
Все они были объяснимы, кроме чувства вины. Лицо Августа возникло у меня перед глазами, и мой желудок сжался. Я крепко зажмурилась, желая, чтобы его лицо исчезло, а напряжение внутри меня уменьшилось.
— Я не могу, Лиам, — сказала я, не дыша.
— Чего ты не можешь?
Мои щёки вспыхнули.
— Заниматься сексом. Я не могу. Не сегодня.
Моё дыхание стало прерывистым. У меня началась самая настоящая паническая атака.
— Тише.
Он погладил мои руки. Вверх и вниз. Вверх и вниз.
— Нам не обязательно ничего делать, Несс. Тише.
Он обнял меня и прижал к себе. Лиам держал меня в своих объятиях, пока моя грудь не перестала сотрясаться от возбуждённых вздохов.
— Могу я остаться на ночь, или ты хочешь, чтобы я ушёл?
Я сглотнула.
— Ты можешь остаться, — я откинула волосы назад. — Я хочу, чтобы ты остался.
— Хорошо. Потому что я тоже хочу остаться.
Он поцеловал меня в кончик носа.
Я забралась в кровать и подвинулась, освободив ему место. Он щёлкнул лампой, стоявшей на прикроватной тумбочке, а потом прильнул ко мне, устроившись рядом.
— Как всё прошло… со старейшинами? — спросила я, когда он начал играть с моими волосами.
— Теперь я знаю всё о том, что значит быть Альфой.
— Не могу поверить, что ты Альфа. Мой Альфа.
— Мне нравится, как это звучит.
Он провёл носом по моей шее.
Я вздрогнула.
— Они знают, куда уехал Эверест?
— Они обнаружили его машину в Денвере.
Я повернулась к Лиаму.
— В Денвере? Что он забыл в Денвере?
— Не знаю.
Может, мой кузен знал кого-то в Денвере? Может быть, Меган, с которой он недавно сошёлся? Он познакомился с ней на музыкальном фестивале, и целовался с ней в баре «У Трэйси». Может быть, она была из Денвера? Она была студенткой Университета Колорадо. Это единственное, что я о ней знала помимо того, что она была изящной блондинкой. Может быть, о ней можно было найти информацию в базе данных её колледжа?
Глаза Лиама выглядели уставшими. Ему надо было поспать, а я расспрашивала его. Но я не могла не спросить про ненавистный мне инструмент для гендерной селекции.
— Ты уничтожил палку, Лиам?
— Палку?
— Окаменевший корень.
Его рот вытянулся в линию.
— Я не собираюсь уничтожать его.
Я отодвинулась от него.
— Почему нет?
— Потому что он ценен. А ценные вещи стоит хранить.
— Ценен? — взвизгнула я. — Это просто мерзкое вонючее дерево, использовать которое — преступление.
— Несс… — его голос прозвучал почти раздражённо, — пожалуйста, давай не будем ругаться из-за этого. Не сегодня. Я никогда больше не буду его использовать, я обещаю.
Он перевернулся на спину и провёл руками по своему лицу.
— Но это может сделать кто-то другой, — я приподнялась на локте.
— Несс, — зарычал он.
— Ты хоть раз задумывался о том, что если бы поколение твоего отца не использовало его, родилось бы больше девушек, и, вероятно, одна из них могла бы составить тебе пару.
Глаза Лиама ярко засияли, как полная луна.
— Тогда я рад, что его использовали, потому что мне не нужна пара. Я хочу тебя. Вместе с твоим горячим темпераментом. Я хочу тебя.
Лиам толкнул мой локоть, на который я упиралась, и я упала обратно на матрац. А он перекинул через меня ногу и расположился сверху, упёршись руками в кровать. Когда он опустил ко мне своё лицо, я начисто забыла о боулдеровской реликвии, об Эвересте и о том, как дышать.
— Не такой уж и горячий у меня темперамент, — пробормотала я.
Он улыбнулся и посмотрел на меня.
— Это всё равно, что сказать, что во время грозы не так сильно идёт дождь.
— Не уверена, что это комплимент.
Он потянулся ко мне за поцелуем, но прежде чем сократить расстояние между нами, прошептал:
— Для человека, который обожает грозу, это самый лучший комплимент.
И затем он поцеловал меня, и целовал до тех пор, пока наши тела не устали так же, как и наши головы.
ГЛАВА 4
Когда я проснулась на следующее утро, Лиам уже ушёл, а простыни на его стороне были холодными. Я проверила время на телефоне: шесть тридцать. Мне удалось поспать совсем немного, но этого должно было быть достаточно. Мне надо было заняться делами гостиницы и проверить дядю.
Я расчесала волосы, а затем нанесла лёгкий слой консилера, чтобы скрыть круги под глазами. Мои глаза были василькового цвета, как и у моей мамы — но если её глаза всегда сияли, мои в последнее время походили на мутное стекло.