Ключи от дворца - страница 20

— Как же не знать? Фрунзе Михаил Васильевич! — не скрывая радости и уже проникаясь уверенностью, что все будет с ним улажено, воскликнул Алексей.

— Верно сказал… Командарм Фрунзе. — Военком с минуту молчал, размышлял, потом, будто встряхнувшись, приказал: — А теперь пойди позови ко мне начальника третьей части.

Алексей стремглав выскочил из кабинета и через несколько минут вернулся с тучным, прихрамывающим капитаном.

— Как у нас седьмая команда, укомплектована? — спросил военком.

— Так точно, товарищ майор… Кроме одного. Повестку вернули. Якобы в больнице лежит… Буду сейчас звонить, выяснять.

— А говоришь «так точно»… Тогда вот что, возьми на учет и оформляй этого товарища. И зачисляй его в команду. Вот теперь будет собрана. Когда им выезжать?

— Полагается завтра утром. Чтобы через пять дней быть на месте, но знаете ж, как сейчас с поездами…

— Завтра пусть и выезжают. Аттестаты выписаны?

— За этим остановки не будет.

Военком посмотрел на Осташко.

— Направляешься, товарищ политрук, в Ташкент. В Военно-политическое училище. К землякам… Подожди, подожди, не волнуйся… Долго там не засидишься… Курс ускоренный…

— Спасибо.

— Ладно, ладно, в армии говорят не «спасибо», а «служу Советскому Союзу»… Иди! Служи!

Никогда еще ни одна обновка не была такой желанной, такой неотложно необходимой для Алексея, как эта, протянутая ему из окна каптерки.

— Следующий! — закричал старшина.

Осташко взял ворох одежды и отошел в сторону. Правда, несколькими минутами позже он разглядел, что слово «обновка» мало подходило к этой многократно стиранной, выцветшей гимнастерке, к таким же выцветшим, застиранным хлопчатобумажным штанам, которые к тому же были наскоро залатаны на коленках. Сколько уже раз побывали в полевых и станционных дезкамерах, в котлах армейских и госпитальных прачечных, а ранее, может быть, наспех прополаскивались в речках, в прудах, у деревенских колодцев. При этих мелькнувших догадках Алексей еще уважительней стал перебирать и рассматривать выданное ему обмундирование, озабоченный лишь одним — подойдет ли, не окажется ли тесным. Да, а где же фуражка? Вернулся к каптерке.

— Товарищ старшина, дайте, пожалуйста, фуражку… Позабыл… Извините…

Стоявшие у окна рассмеялись, улыбнулся и старшина.

Алексей понял, почему все повеселели, и смутился. Можно было и впрямь напомнить о фуражке иначе, попроще… Он ведь не в гардеробной Дворца культуры.

— Какой тебе размер?..

— Пятьдесят девятый…

— Вот же попались мне эти башковитые. Беда с вами… А ну-ка попробуй эту! — Старшина кинул на прилавок перед окном тоже изрядно поношенную фуражку с линялым малиновым околышем.

Осташко примерил.

— Вы знаете, кажется, она для меня несколько тесновата.

В очереди снова засмеялись. Но старшина на этот раз посуровел.

— Да что у меня здесь — индпошив, товарищ курсант?

Часа через два, побывав в бане и переодевшись, Алексей стоял в шеренге, построенной на просторном училищном плацу. Ждали начальника училища, а пока стояли «вольно». На построение вышли без шинелей. Было необычным а странным видеть сейчас, зимой, сухой, раскаленный песок плаца, распахнутые окна и двери казарм, неукротимое пылкое солнце в светло-фиолетовом небе, ощущать лицом мягкий теплый ветерок, повевавший с предгорий, где еще не сбросили свою листву виноградники. Казалось, что время резко сместилось, как порой смещается в земных недрах на иную глубину угольный пласт — геологи называют это «сбросом». И вот теперь для Алексея там, за этим сбросом, в другом измерении пространства и времени, остались падающие с железным скрежетом копры, затемненные вокзалы, забитые снегом тормозные площадки…

Стоя в строю, переминался с ноги на ногу в тяжеловесных, растоптанных кем-то другим ботинках, поводил плечами, грудью, старался поскорей свыкнуться с незнакомой одеждой, почувствовать ее своей. Украдкой посматривал по сторонам — хотелось увидеть: а как она изменила других? Секретарей и инструкторов райкомов, директоров школ и учителей, заводских пропагандистов, профработников, политотдельцев МТС — всех, кого война позвала отныне стать политруками рот.