Ключи от дворца - страница 31

Из будки КПП в эти воскресные дни можно было и насмотреться и наслушаться всего. Навестить курсантов приезжали родственники отовсюду — из Голодной степи, Чирчика, даже из Ленинабада и Бухары. А семья Мамраимова — отец, жена, ребятишки — в один из дней заявилась из своего горного кишлака на трех ишаках. Алексей сам побежал разыскивать друга.

— Рустам, быстро на выход! Там к тебе целый кавалерийский эскадрон прибыл.

Мамраимов брился, смахнув со щек мыльную пену, вскочил.

— О аллах, спасибо, что не оставляешь своею милостью и политсостав. Теперь, Алеша, и мы покурим. — На ходу натягивая гимнастерку, он устремился к двери.

Смотреть на эти короткие воскресные встречи было занятно, и ничего схожего с завистью Алексей не испытывал. Слишком тягостный осадок, нет, даже не осадок, а мрачные пласты отягощали душу, лишь стоило вспомнить ту, которую он когда-то любил. Сейчас все это хотелось забыть, навсегда забыть, не упоминать даже мысленно ее имя. Все, пожалуй, мог бы простить, но лицемерие в любви, ложь?.. Это не прощается… И хорошо, что разрыв их произошел до войны, что его не ждет удар в спину… А Цурикова, видно, и до сих пор влюблена в своего доцента… Как засияли глаза! И жена Мамраимова тоже защебетала нечто такое, соловьиное, нежное, что понятно даже тому, кто ни бельмеса не понимает по-узбекски… Стоп, Алексей, вот, кажется, ты уже позавидовал!.. Он отвернулся, стал смотреть в другую сторону…

В неприятную обязанность дежурного входило не допускать у КПП толкучки, следить за тем, чтобы не собирались зеваки или же бабки, подторговывающие разным незамысловатым товаром — семечками, орехами, урюком. Но сейчас здесь не было никого, кроме какой-то одинокой женщины, которая стояла поодаль от проходной, явно робея, не решаясь подойти поближе. Зябнущая на холодном мартовском ветру в своем легоньком, нездешнего покрой пальтишке, она, однако, была с пустыми руками. Ждала? Кого? Вот она остановила одного курсанта, что-то спросила, тот отрицательно качнул головой; остановила другого — и тоже, видимо, напрасно. Алексей не выдержал и, поправив красную повязку на рукаве, шагнул с крыльца, направился к ней.

— Вы что здесь стоите? — окликнул он и тут же устыдился своего строгого голоса. На него глянули снизу вверх такие милые, мирные, просветленные задушевностью и спокойствием глаза, что смутить их — а они смутились, растерялись — бесцеремонным солдафонским возгласом самому показалось непростительной грубостью.

— Вы это мне? — спросила она, напрягаясь всем лицом так, как это делают глуховатые люди.

— Да, вы кого-либо ждете?

— Нет, я просто так, — торопливо проговорила она. — Я спрашивала, может быть, кому-нибудь надо постирать или погладить… Если нельзя, если запрещаете, извините… я уйду.

— Нет, почему же, спрашивайте… Только вряд ли… Вы что, не местная разве? — поинтересовался Алексей, про себя определив ее неискушенность и неопытность. Местные обращались с предложением таких услуг не к курсантам — что курсанту стирать, для него есть прачечная, — а к начальствующему составу, к преподавателям.

— Нет, нездешняя, из России. Я тут с мамой неподалеку живу… Я могла бы к утру все сделать, быстро и хорошо. Честное слово!

— Ну, меня бы вам уговаривать не пришлось, — шутливо заверил он. — Жаль, однако, что ничего нет. Что ж, подождите других.

Дальше расспрашивать ее он не стал. Она и без того посматривала на его нарукавную повязку боязливо, только вот разве на миг вспыхнула, стеснительно улыбнулась его шутке, но ведь и эта шутка не обнадеживала, не утешала.

Алексей возвратился к караульной будке, чувствуя, как отчего-то по-особому близко к сердцу принял заботы и огорчение этой незнакомой молодой женщины. За эти месяцы он как-то позабыл о том, что рядом, за стенами, живет, трудится, тоже изо всех сил напрягается в беспокойных нелегких заботах большой шумный город, позабылась, как давний тяжелый сон, даже привокзальная площадь с многотысячной мокнувшей под дождем голодной толпой, которую об увидел после приезда в Ташкент. Наверное, в этой толпе, дожидаясь своей очереди к уполномоченному горсовета, стояла и она? Пожалуй, до отчаяния тяжело приходится ей, если вот так вышла прямо к училищной проходной искать работенку. Мать, наверное, старенькая, пайка не хватает, да всего, всего сейчас не хватает… Так, мысленно посочувствовав приезжей, он вдруг, признался сам себе, что ему снова хочется увидеть ее глаза, услышать ее голос.