Книга Корешей - страница 45
17
День рождения жены, 15 февраля. Сразу после Дня Валентина все цветы продаются в полцены, очень удобно. Однажды даже пошутил с женой по этому поводу, но она, не оценила юмора.
В этом году случилось так, что я увлеченный романом с собственным романом откровенно прохлопал день рождения супруги. Она-то должна знать, что я ее итак люблю!
Жена явилась вечером с огромным дорогим букетом темно-бардовых роз. «Это от Эмбер!» - радостно пояснила она. Эмбер внучка хозяйки детского сада, где уже лет десять батрачит моя лучшая половина. Эмбер — крашеная гориллообразная косноязычная лесбиянка. Она уже проявляла знаки внимания пару раз — покупая игрушки моей дочке. Теперь вот решила устроить праздник жене. Я вспомнил, как на заре наших отношений, жена призналась в коротком неоконченном романе со жгучей пуэрториканкой, который у нее был сразу по приезду на землю свободы, еще до нашего знакомства. Я практически оценил возможную опасность от легкого лесбийского флирта и махнул рукой. Даже прикольно — можно будет потом расспросить и написать рассказ. Одно название чего стоит: «Моя жена — лесбиянка!»
Наши отношения слегка охладели после того как Кирка не подписала мне чертову бумажонку, а жена так спокойно на это отреагировала. Еще она стала укладывать дочку в нашу кровать — так легче было ее убаюкать. Ночью дочка пинала меня в бок, как будто ее отец был не я, а Брюс Ли. Я не высыпался и это страшно угнетало — когда не выспишься не возможно писать. Еще одну взаимосвязь графомании и физиологии я открыл приблизительно в тот же период: если долго не заниматься сексом, то и писать выходит легче, объемистей и изящней. Я переехал в подвал, где по спартански раскинул матрас и поставил на табуретку ноутбук.
Наступил золотой период творчества. Я ложился спать в десять вечера, а вставал в пять тридцать. Пробежечка, зарядка и кофе. Только кофе обязательно наблюдая восход солнца, а не «недобрые новости». Теперь вы готовы набить тысячу слов часа за полтора. Роман организует и дисциплинирует. Главное не прохлопать момент, когда он станет главнее чем вы сами.

Джон Муллинз уверен, что если запалиться поддрачивая на медсестру в санчасти, можно раскрутится на плохую статью или попасть в списки извращенцев. Хуже, чем попасть в списки извращенцев в США, только попасть в списки «но флай» - для потенциальных террористов.
Люк шепчет, что Джон Муллинз — агент внутрикамерной разработки. Я так не думаю, но сторонюсь — на всякий. Муллинз из качков, которые давно бросили качать железо и жрать стероиды. Услышав, что я русский он так и сказал: «Ота ведь блин на воле не встретились — у вас в России так легко купить стероиды и прочий допинг» Я развел руками: чего не знаю, того не знаю.
Разговорились вынужденно — отрезанные от мира в белом отстойнике санчасти. Это место многие считают депрессивным, надо долго сидеть после визита к врачу — ждать попутный конвой «домой» - в родной селл блок.
Люди не могут по-быстрее вернуться в камеру, к телевизору. Люди ноют от того что с квитка снимут целых десять баксов за визит к врачу. Когда за обследование ультразвуком, которое на воле стоит баксов семьсот, берут в загребущих Соединенных Штатах платной медицины только десять - это вовсе и не «грабеж среди бела дня».
Четырнадцать годков у меня не было медстраховки и я избегал врача, как избегают санчасть в тюрьме усиленного режима — идешь к врачу только тогда, когда сам идти уже не можешь и тебя несут. Сейчас впервые в жизни я наслаждаюсь мощью американской медицины и прохожу детальнейший осмотр, щедро подписывая квитки и зная, что баланс у меня на счету чуть меньше семи баксов. Возможно даже кофе успею купить на следующую неделю до того как они заморозят счет.
Муллинз знал все положенные книги и фильмы, и я сразу отнес его в категорию: «умный». Внедренный в камеру окружной тюрьмы агент по разработке не станет говорить о «Радуге притяжения» Томаса Пинчона или о «Широко закрытых глазах» Стенли Кубрика. Наоборот, он будет выглядеть тупо и говорить только об одной «радуге» - о нежном оттенке слова «пидорг».