Книга Короткого Солнца - страница 47
— Да, конечно, Рог. Я очень польщена.
Она помолчала, размышляя.
— Однако нам нужно зажечь еще один костер, для твоей жертвы. Здесь, снаружи. Я построила маленький алтарь из камней. Я использую его, когда на лодках приплывают люди, которые хотят, чтобы я предсказала им будущее.
Она медленно двинулась вперед, постукивая направо и налево белой палкой, которую держала в руке; и на мгновение я увидел ее, саму скалу и Мукор так, как, должно быть, видели их незнакомцы — как, без сомнения, видели их «люди в лодках», о которых она говорила: место и две женщины, такие жуткие, что я удивился, как у кого-то хватило смелости посоветоваться с ними.
Нет смысла рассказывать здесь, как я поймал рыбу и принес ее в ведре наверх по крутой и утомительной тропинке, или как мы развели небольшой костер для жертвоприношения на алтаре, воспламенив его от другого, горевшего внутри, перед которым неподвижно сидела Мукор, пока молодой хуз жевал ее яблоко.
Я одолжил майтере длинный охотничий нож, который дал мне Сухожилие, и крепко держал свою рыбу. Она аккуратно перерезала ей горло (не через жабры, как обычно убивают рыбу, а так, как если бы это был кролик); повернувшись, она подняла свои тонкие руки к тому месту, где стояло бы Священное Окно, если бы оно у нас было, и произнесла древнюю формулу.
(Или, возможно, я должен сказать, что пустое северное небо было ее окном. Разве небо не единственное Священное Окно, которое есть у нас здесь и в котором мы пытаемся проследить волю богов, если они еще не покинули нас?)
— О вы, все боги, примите в жертву этого прекрасного лжеокуня. Но мы просим, поговорите с нами, расскажите нам о тех временах, которые придут. Что мы будем делать? Ваш самый легкий намек стал бы драгоценнейшим откровением. Но если вы, однако, решите иначе…
Когда она произнесла эти слова, меня охватило такое необыкновенное чувство, что я не решаюсь написать об этом, зная, что мне не поверят.
Да, моя самая дорогая жена, даже ты.
Я ничего не видел и не слышал, и все же мне показалось, что появилось лицо Внешнего, заполнившее все небо и даже переполнившее его, лицо, слишком большое, чтобы его можно было разглядеть, что я вижу его так, как может видеть его человек, то есть так, как блоха видит человека. Называй это чепухой, если хочешь; я сам часто называл это чепухой. Но разве так уж невозможно, чтобы бог одиноких, отверженных существ благоволил этим двоим, изгнанным на свою опоясанную морем голую скалу? Кто был, кто мог быть более сломленным, изгнанным и отчаявшимся, чем майтера Мрамор? Была ли истина в том присутствии, которое я ощутил тогда, или нет, я упал на колени.
Повернувшись обратно к алтарю и ко мне, майтера Мрамор вскрыла мою рыбу одним быстрым ударом, заставившим меня испугаться за свой большой палец. Я забрал нож, и ее старушечьи пальцы ощупали брюшную полость так, что мне показалось, будто у них на кончиках есть глаза, которых я не вижу.
— Правая часть животного для дарителя, для тебя, Рог, и авгура, то есть меня; левая — для паствы и всего города. Я не думаю...
Внезапно она замолчала, полусидя, откинув голову назад, ее слепой глаз и пустая, ноющая глазница смотрели в никуда, а может быть, на заходящее солнце.
— Я вижу долгие путешествия, страх, голод, холод и лихорадочную жару. Потом тьма. Потом снова тьма и сильный ветер. Богатство и власть. Я вижу тебя, Рог, верхом на звере с тремя рогами.
(Она действительно сказала это.)
— Тьма и для меня. Тьма и любовь, тьма, пока я не посмотрю вверх и не взгляну очень далеко, и тогда придут свет и любовь.
После этого она молчала, как мне показалось, очень долго. Мои колени болели, и свободной рукой я пытался смахнуть мелкие камни, которые их раздирали.
— Город ищет в небе знамения, но не будет у него никакого знамения, кроме знамения из рыбьего чрева.
А теперь мне пора в постель, и записывать больше нечего. Хотя майтера уговаривала меня переночевать в их хижине, я спал на баркасе, очень усталый, и всю ночь меня мучили сны, в которых я плыл все дальше и дальше, преодолевая бурю за бурей и ни разу не увидев земли.