Книга Короткого Солнца - страница 49
— Мукор, ты передала Шелку то, что я сказал тебе, когда пришел.
Она кивнула. Ее глаза снова потускнели и устремились куда-то вдаль.
— Это моя вина, потому что я не объяснил ситуацию так полно, как должен был. На самом деле это дважды моя вина. Моя вина, что я не объяснил, и моя вина, что некоторые люди в Новом Вайроне хотят, чтобы Шелк был их кальде. То же самое, как мне сказали, происходит в Трехречье и некоторых других городах, и это тоже моя вина. Моя жена и я написали книгу, и ее читали гораздо больше и переписывали гораздо чаще, чем мы когда-либо мечтали.
— А как насчет женщин-труперов из Тривигаунта? — поинтересовалась майтера.
— Нет. Хотя их мужчины могут думать иначе. Но его хотят во Втором Урсе и в других городах, еще дальше отсюда. Я сказал, что мы с женой написали эту книгу, и это звучит так, как будто я пытаюсь разделить вину. Нет; наша книга никогда бы не была написана, если бы я не был полон решимости написать ее до того, как умру. Крапива увидела, как это тяжело, и предложила помощь, которую я с радостью принял. Но вина лежит только на мне.
Я ждал, когда заговорит Мукор, что почти всегда было ошибкой.
— Возможно, это было глупо, хотя тогда я так не думал. Это должна была быть книга о Шелке, Книга Шелка, и в основном так оно и получилось. Но вы обе в ней есть, как и генерал Мята и майтера Роза. Может быть, мне следовало сказать, что вы все трое там есть.
— Неужели? — спросила майтера.
— Да. Так же как и ваш сын, Кровь, нынешний Его Высокопреосвященство и инхуму, которого мы называли Его Высокопреосвященство патера Квезаль еще в Старом Вайроне. Капрал Кремень и патера Наковальня. Вы помните патеру Наковальня?
— Да, Рог. Да, помню. Мой муж считал его самым умным био витка.
Я слишком долго был вдали от нее, чтобы понять, улыбается она или хмурится.
— Но в основном в ней рассказывается о патере Шелке, — продолжал я. — Я пытался показать, каким хорошим и мудрым он был, как иногда ошибался, но никогда не был слишком горд, чтобы не признать, что он ошибался. А главное, как он никогда не сдавался, как продолжал работать ради мира с Аюнтамьенто и мира с Тривигаунтом, как бы плохо ни складывались дела и каким бы невозможным ни казался мир. Я считал, что такая книга поможет всем, кто ее прочтет, не только сейчас или в следующем году, но и еще долго после того, как мы с Крапивой уйдем. Крапива тоже так думала и хотела помочь создать подарок, который мы могли бы подарить детям наших детей и их детям.
Рука майтеры потянулась ко мне:
— Ты — хороший мальчик, Рог. Слишком живой и любящий озорничать, но добрый сердцем. Я всегда так говорила, даже когда мне приходилось пороть тебя.
Я поблагодарил ее:
— Но есть еще кое-что, майтера. Я чувствовал, что он заслужил это, заслужил книгу, рассказывающую всем, что он сделал, и я был уверен, что, если не запишу все, что я знал о нем, никто не запишет.
— Он заслужил твою дань уважения, дорогой, — сказала майтера, и Мукор добавила: — Да.
— Вот я и попытался. Это была большая работа для меня и еще бо́льшая для Крапивы, потому что она должна была копировать то, что я написал, снова и снова. Но когда мы закончили и я прочитал книгу так, как это сделал бы кто-то, кто не знал его, я понял, что не отдал ему должное, что он был больше, чем я смог показать. С тех пор как книгу начали читать, люди говорили нам, что мы преувеличили, что он не мог быть таким великим и хорошим человеком, каким мы показали его. Мы всегда знали, что правда на нашей стороне.
Майтера Мрамор фыркнула. Она унаследовала это фырканье от умершей майтеры Роза — выразительное выражение скептицизма и презрения:
— Ты считаешь, что должен пойти, потому что люди никогда не узнали бы о молодом патере Шелке, если бы ты и та девица не написали о нем.
— Да, считаю.
— Именно так я обычно обращалась с Мэгги, нашей служанкой. Каждый раз, когда она оказывала мне какую-нибудь маленькую услугу, я делала это ее работой и добавляла к ее обязанностям. О, я знала, что это было мерзко, но все равно это делала.
Надеясь опять вернуть ее, я спросил:
— Неужели, майтера Мрамор?