Книга моего деда Коркута - страница 4
благополучно вернувшемуся, исполненному правдивости паломнику слава! В счете дней пятнице слава! Читаемой в пятницу хутбе[46] слава! Приложив ухо внимающей (хутбе) общине слава! Поющему на минарете муэдзину[47] слава! С согнутыми коленами сидящим законным супругам слава! Поседевшему от кругооборота (времени) отцу слава! Досыта дающей сосать (ребенку) свое белое молоко матери слава! *Приблизившись, вступающей на путь (к жениху) невесте[48] слава! *Принесенному любимым братом, поставленному…[49] брачному шатру слава! Свидетелю (заключения брака) слава![50] сыну слава! Ни с чем не сравнимому, создателю всех миров — богу слава! Тот бог в вышине, кому мы воздали славу, пусть будет милостив, пусть подаст помощь, хан мой!
Говорит певец: женщины бывают четырех родов: одни — наводящая бледность порода, другие — оставляющий пресыщение пир,[51] третьи — опора дома, четвертые — хуже всего, что бы ты ни сказал. Опора своего дома, это та, которая, когда из степи в дом приходит гость, когда *муж ее на охоте,[52] она того гостя накормит, напоит, уважит и отпустит. Это порода Айши и Фатимы. Хан мой! таких пусть тысячи вырастут, такая женщина пусть придет к твоему очагу.
Следующая[53] — это наводящая бледность порода. До зари она встает со своего места, *моет руки и лицо,[54] высматривает девять пирожных из хлеба, одно ведро с простоквашей, набивая рот, ест досыта, ударяя себя рукой по подреберью, говорит: «Пусть разрушится этот дом! С тех пор как я вышла замуж, в моем желудке не было сытости, на моем лице не было улыбки, моя нога не видела башмака, мое лицо — чадры. *Увы, что было, то было; может быть, случится еще выйти замуж, выйдет лучше, чем я надеюсь».[55] Таких, хан мой, *пусть тысячи не вырастут,[56] такая женщина к твоему очагу пусть не приходит.
Следующая, это — оставляющий пресыщение пир…[57] она встает со своего места, *моет руки и лицо,[58] с одного конца шатра до другого на все натыкается, *хватается за маслобойку, связывает тюки,[59] до полудня идет гулять, после полудня приходит домой — видит: *вор, собака, кобыла, теленок[60] перевернули дом вверх дном; курицы вернулись[61]в курятник, корова — в хлев. Она кричит своим соседям: «Девушки, Зулейка, Зубейда, Рувейда [?]![62] душа-девица, душа-молодец,[63] *Айна-Мелик, Кутлу-Мелик![64] *Мне до смерти нужно было уйти;[65] как же места, где мне лежать, пришли в разрушение? Что же вы не могли хоть немного присмотреть за моим домом? право соседа — право бога». Так она говорит. Таких, хан мой, *пусть тысячи не вырастут,[66] такая женщина к твоему очагу пусть не приходит.
Следующая, это та, что хуже всего, что бы ты ни сказал. Когда к ней в дом из степи придет стыдливый[67] гость, муж ее дома скажет ей: «Встань, принеси хлеб, поедим, пусть и этот поест»; *она скажет: «У тебя испеченного хлеба не осталось». Надо есть;[68] женщина говорит: «Что мне делать? В этом доме, чтоб ему обрушиться, нет муки, нет решета, верблюд с мельницы не пришел; *что он принесет, пусть пойдет на мою скатерть».[69] Так говоря, она ударяет себя рукой по задней части, оборачивается к мужу боком, *потом опрокидывает перед ним скатерть;[70] хотя бы ты сказал тысячу (слов), она ни одного без ответа не оставит на слова мужа внимания не обратит. *Это — основа слез пророка Ноя; от такой также да сохранит вас бог, хан мой, такая женщина к вашему очагу пусть не приходит.[71]
Хан мой! Однажды сын Кам-Гана хан Баюндур[74] встал со своего места, велел поставить свой сирийский зонтик, велел поднять до небес пеструю палатку, велел разложить в тысяче мест шелковые ковры. Хан ханов, хан Баюндур, раз в год устраивал пир и угощал беков огузов. Вот он снова устроил пир, велел зарезать лучших коней-жеребцов, верблюдов и баранов; в одном месте *велел водрузить белое знамя, в одном — черное, в одном — красное.[75] Он говорил: «У кого нет ни сына, ни дочери, того поместите у черного знамени, разложите под ними черный войлок, поставьте перед ними мясо черного барана, станет есть — пусть ест, не станет — пусть поднимется и уйдет. У кого есть сын, того поместите у белого знамени, у кого есть дочь — у красного знамени; у кого нет ни сына, ни дочери, того проклял всевышний бог, мы тоже проклинаем его, пусть так и знают». Беки огузов сошлись, стали собираться.