Книга о странных вещах - страница 32

– Миша, не надо нас пугать, – сказал Сырдарьянц. Похоже, он выступал от имени всех покойных евреев. – Если говорить серьезно, вся земля – это общее кладбище.

– Тогда всем нам должно быть все равно, где лежать! – возразил Шимкус.

– Лежать надо там, где положено, – возразили ему. – Лучше – в долине Иосафата. Если мы будем лежать далеко, то когда протрубят ангелы и поднимут мертвых из земли, не получится ли так, что мы опоздаем?

– Бросьте эти глупости, – сказал Шимкус грустно. – Долина Иосафата – это собирательный образ. По сути своей – это все кладбища Земли. Разве Яхве позволит, чтобы кто-нибудь из нас опоздал?

– А разве ты не знаешь старой поговорки? – возразил Сырдарьянц. – Береженого, Миша, и бог бережет.

Что говорить? Упрямому ослу глупо нашептывать правду в его длинные уши. Вскоре выборные ушли, а Моисей Шимкус еще сидел у своей могилы с мраморным бюстом, смотрел в небеса и задумчиво качал головой. Он сидел долго – до первых петухов.

Воистину, свобода – это то, от чего сходят с ума даже мертвые.

Прежде чем лечь, он кротко помолился на слегка порозовевший восток и обратился к Богу с просьбой вразумить небесный ОВИР на оправданную жестокость.

Было общее собрание участка.

Ночь выпала звездная и теплая, в такую ночь в гости сходить, послушать, как парочки шепчутся на скамеечках, а то и просто поглазеть на небеса, где щекастой ласковой купчихой масляно лыбится луна. Нет, собрание устроили. И добро бы в масть, а то решили разбирать заявление покойной Приютиной, которая жаловалась, что сосед нарочно в ее могилку грунтовые воды отвел, ухудшая таким образом условия вечного существования. Сосед Басаргин, угрюмый малый лет сорока в потертом уже костюмчике, скучно сидел на бугорке, равнодушно разглядывая собравшихся.

Выслушав заявительницу, обратились к предполагаемому виновнику.

– Было дело? – прямо спросил староста участка мудрый еврей Шимкус.

– А чего она у меня оградкой почти треть участка оттяпала? – огрызнулся Басаргин. – Это не ухудшение, да?

Шимкус посмотрел.

Оградка могилки Приютиной и в самом деле нагло и беззастенчиво залезала на чужую территорию. Даже березка, которую жена Басаргина посадила, и та оказалась на ее площади.

– Это ж не она, – сказал Шимкус. – Это родственники ее. А вот грунтовые воды…

– А мне болт положить на нее и на ее родственников, – упрямо сказал Басаргин. – Вы положение о захоронениях читали? Читали? А там все черным по белому расписано. Вот пусть своим родственникам и скажет, чтобы исправили. Мне чужого не надо, нам бы своего не упустить. Пусть все по положению будет, тогда и претензии пускай выставляет! – Он подумал и нахально добавил: – И вообще, при чем тут я? Это ее племяш березку поливает, старается пацан, а она на меня бочки катит!

– Вы это прекратите, – строго сказал Шимкус. – Не на базаре!

– А ты бы вообще помолчал, – еще больше обнаглел Басаргин. – Ишь, раскомандовался! Езжай к себе, там и командуй! Хоть синагогой!

– Здесь я родился, – сказал староста, – здесь и лежать буду. Если таких прохвостов, как ты, слушать, Акина Аббебе в Эфиопии лежать надо, уважаемому Арутюну Галуянцу добиваться воссоединения с покойными родственниками в Армении. Вы этот национализм прекращайте, покойник Басаргин! Вы на многонациональном кладбище лежите, у нас все покойники равны!

– Да? – Басаргин скверно усмехнулся. – Ты это Мише Сологубу скажи!

Похороненный на участке преступный авторитет Михаил Сологубов и в самом деле вел себя ненадлежащим образом. Вот и сейчас он на общее собрание даже не показался, хотя его заранее приглашали несколько раз. Конечно, в его бетонированный склеп вода не затечет, хоть все вокруг зальются. И компания у него собиралась очень подозрительная – половина покойников в наколках от горла до пупа, у остальных – пальцы врастопырку. А чего им не собираться? Мише в гроб магнитофон положили, вот они и собирались, как сами говорили, перезвездеть да «Лесоповал» с Михаилом Кругом послушать.

– Вы на других не кивайте! – повысил голос Шимкус. – Лучше о своем поведении подумайте! Не в хлеву живете, на образцовом кладбище!