Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.1 - страница 41

.

Особое место в социальном конструировании раннесоветского общества занимала процедура лишения и восстановления в избирательных правах. Лишая своих граждан избирательных прав во внесудебном и массовом порядке, власть давала населению сигнал о том, какая модель поведения являлась одобряемой, а какая порицалась. В биографиях «лишенцев» отчетливо проступает как идеализированный образ «нового человека», который должен служить образцом и идеалом, так и образ антигероя, от которого заявители стремятся любыми способами дистанцироваться. Парадокс заключался в том, что идеальный образ не существовал в реальности, что порождало когнитивный диссонанс в сознании гражданина. Напротив, «антигерой» был материализован и вполне реален, а в большинстве случаев к таковым относились родственники, близкие и знакомые просителя (отец, мать, жена, муж). Для «лишенца» было важно не только то, что он реально делал, но и то, что он мог бы совершить, но не сделал. В последнем случае за основу негативного поведения брался образ «антигероя».

Стремление дистанцироваться от собственного прошлого, декларировать новую идентичность можно считать реальным продуктом социального конструирования. В этом случае заявитель описывал себя в категориях, предписанных господствующими идеологическими установками и нормативными актами, стремился на словах порвать со своим прошлым и своим окружением.

Ликвидация многоукладности привела к изменению социальной структуры общества. Автономность личности в условиях советской России оказывалась, как минимум, проблематичной. Говорить о подлинной самостоятельности можно только при наличии собственной экономической базы, автономного источника материальных благ, например, в рамках натурального, мелкотоварного или частнопредпринимательского укладов. Проблема существования «замкнутого круга частного сектора хозяйства», которая активно обсуждалась в 1928—1929 гг., продемонстрировала стремление властей ликвидировать частный сектор, в котором видели угрозу советскому строю, напрямую связывали его с контрреволюцией214.

В раннесоветском обществе доминировали патрон-клиентские отношения, культивировался патернализм со стороны государства, насаждался повсеместный, тотальный контроль над гражданами, в том числе и через систему распределения. Эти обстоятельства создавали условия, при которых частные предприниматели вытеснялись из легальных хозяйственных связей, исчезали совсем, либо пополняли ряды представителей теневого сектора экономики.

С первых дней или даже часов Октябрьской революции пришедшие к власти политические силы проявили себя непримиримыми врагами Церкви. Достаточно сказать, что в принятом 26 октября одним из первых «Декрете о земле» объявлялось о национализации церковно-монастырских земель. Последующими постановлениями советской власти была аннулирована действенность церковного брака, ликвидирован институт духовников в вооруженных силах, упразднялись домовые церкви при государственных учреждениях и т. д.215

Итог начальной фазе антицерковной политики советского правительства подвел принятый 20 января 1918 г. декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (тезисы которого были обнародованы еще в начале января), носивший в отношении церковных структур крайне дискриминационный характер.

В такой обстановке 19 января появилось послание патриарха Тихона, вошедшее в историю как «анафематствование большевиков». Заседавший в Москве Поместный собор не признавал ни одного постановления новой власти. Жесткое противостояние советского государства и Церкви стало неизбежным.

В условиях разгоревшейся вскоре в стране Гражданской войны (на начальном этапе сопровождавшейся красным террором в отношении противников новой власти – реальных или потенциальных) развернулись гонения на духовенство, которое на Урале пострадало больше, чем в каком-либо другом российском регионе216.

Так, согласно данным, представленным Высшему Временному Церковному Управлению, только в период с 10 июня по 17 октября 1918 г. в пределах Екатеринбургской епархии были убиты разными способами 47 служителей культа, из них 3 протоиерея, 33 священника, 7 диаконов, 1 псаломщик, 1 просвирня и 2 монашествующих