Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга первая - страница 8

Платонов, конечно, – большой писатель, тут спору нет, но никак не гений. Во-первых, у него не было бороды. Если же мы посмотрим на галерею гениев отечественной словесности, то ясно увидим, что все они носили бороду. Пушкин носил (пусть и в виде бакенбардов). Толстой носил. И Достоевский тоже был с бородой. С бородой, кстати, был и Антон Павлович Чехов.

Во-вторых, Платонов не имел никаких странностей. Пушкин, например, написавши гениальные строки, бегал по комнате в халате и кричал: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Про Платонова ничего подобного неизвестно. Неизвестно даже, был ли у него халат. Толстой, в свою очередь, живя вполне благополучно и обеспеченно, годами прятал от себя веревку, чтобы случаем не сделать из нее петлю. Платонов же, ведя жизнь нищую и убогую, ни разу даже не помыслил о самоубийстве, во всех ситуациях оставаясь вполне душевно здоровым. Во всяком случае, ничего о его склонности к суициду опять же неизвестно.

В-третьих, он не страдал продолжительное время никакой тяжелой болезнью. У Достоевского, у того была эпилепсия. Без которой он, понятное дело, не был бы Достоевским. У Антон Палыча Чехова была чахотка, по-современному говоря – туберкулез. Не чахотка бы, так бы он и не сделался Чеховым, а остался автором юмористических рассказиков Чехонте. Справедливости ради следует заметить, что туберкулезом (чахоткой, по-старому) Платонов все же заболел. Но болел недолго и вскоре умер. Ко всему тому, когда это произошло, он уже написал все свои произведения, и болезнь не оказала никакого воздействия на его творческое развитие.

И наконец, последнее. Общеизвестно, что Платонов, зарабатывая на жизнь, подметал тротуары во дворе Литинститута. Другими словами, работал дворником. Да разве бы гений позволил себе такое? Конечно, была пора, и я шуровал в котельной. Но когда я вышел из андерграунда и стал вполне легальным поэтом, – чтобы я позволил себе так опуститься? Несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства! Миссию, возложенную на тебя Небесами, должно нести с достоинством.

Будь Платонов гением, не сомневаюсь, прекрасно бы это чувствовал. Нам, кто отмечен Небесами, оттуда, свыше, это чувство и дается[6].

Телевидение, конечно, – великое изобретение.

И радио великое изобретение.

Но все же, думается мне, ничто не может сравниться с кинематографом. Кинематограф ставит фильмы по книгам писателей и выплачивает им за это гонорары. Радио, правда, если запишут какой-нибудь отрывок и пустят в эфир, тоже платит, но разве же их гонорар можно сравнить с кинематографическим? То же и с телевидением.

Вот и судите, какое изобретение значительнее других.

Вино на радость нам дано. Это понятно. Главное, не перебрать, чтобы на утро не болела голова[7].

Но зачем нам дан табак? Сначала никак не понимали, что с ним делать и заталкивали в нос, отчего страстно чихали, а также впоследствии заболевали злокачественными опухолями уха-горла-носа.

Потом его стали курить. К чему сначала нужно долго привыкать, а после, когда привыкнешь, невозможно бросить, хотя по утрам донимает кашель, а впереди маячит угроза рака легких.

Пусть от вина – цирроз печени, но перед тем – хотя бы веселье, а что от табака?

Видимо, тем человек и отличается от животного, что не все в его поведении поддается объяснению основными инстинктами. У человека еще и душа есть. Вот она-то и требует табака. А уж зачем – это ее тайна. Не все человеку дано познать.

Вот если бы слон умел плавать, как кит. А кит имел бы хобот, как слон.

Заяц питался бы мясом, а волк морковкой.

У лисы были бы ноги, как у кенгуру.

Медведь имел бы не такую длинную шерсть и вообще был размером с какую-нибудь таксу.

Птицы бы плавали, рыбы летали, пресмыкающиеся если не летали, то хотя бы подлетывали.

Насколько бы интереснее было жить в таком мире!

Кто скажет, что все это детские фантазии, отвечу: устами младенца глаголет истина. Скучно жить человеку в привычном!

Одно смущает: необычное сегодня – заурядное завтра. Новое поколение, глядя на кита с хоботом и волка с морковкой, возжелает, чтобы кит был просто слоном, а волк стопроцентно походил на зайца.