Книги Иакововы - страница 14
Уже в полдень следующего дня Коссаковская выпила немного бульона, после чего приказала обложить себя подушками и подать бумагу, перо и чернила.
Катаржина Коссаковская, из дома Потоцких, супруга каменецкого каштеляна, хозяйка множества деревень и местечек, дворцов и имений, принадлежит к породе хищников. Эти, даже попав в неприятности, почувствовав на себе челюсти браконьерских капканов, залижут раны и тут же бросаются в сражение. Коссаковская обладает животным инстинктом, словно болотная цапля в стае волков. С ней ничего не случится. Пускай Дружбацкая беспокоится, скорее, о самой себе. Пускай подумает, а каким животным является она сама… При жизни она держится, благодаря этим хищникам, служа им в качестве компаньонки, забавляя их всякими пустяками. Она, скорее всего, прирученный чижик, птичка, красиво выпевающая свои трели, но которую сдует любой ветер или сквозняк из распахнутого бурей окна.
Ксендз приходит уже после полудня, немного рановато, он в том же самом пальто и со своей сумкой, пригодной, скорее, для бродячего торговца, чем для лица духовного звания. Дружбацкая приветствует его уже от порога.
- Мне хотелось бы сильно-сильно перед ксендзом деканом извиниться за то мое поведение в тот случай. Наверное, я ксендзу пуговицы оторвала… - говорит ему женщина и ведет под локоток в гостиную, не зная, я что с ним, толком, и делать. К столу будут подавать только через два часа.
- А это simpliciter момент был такой… Volens nolens поспособствовал здоровью мил'с'дарыни каштелянши.
Дружбацкая уже привыкла к немного иному польскому языку в различных господских дворах, так что эти латинские включения ее только забавляют. В этих дворах она провела половину жизни в качестве компаньонки и секретарши. Потом она вышла замуж, родила дочерей, теперь же, после смерти мужа и появления внучат, пытается справляться сама, при дочках или же вот, при пани Коссаковской, то ли в качестве той же компаньонки. Она радуется тому, что возвращается к магнатскому двору, где столько всего происходит и где по вечерам читают поэзию. В ее багаже имеется несколько томиков, только ей стыдно их доставать. Женщина ничего не говорит. Скорее, слушает то, как разговорился ксендз, и тут же находит с ним общий язык, несмотря на ту кго латынь; оказывается, что совсем недавно ксендз посещал с визитом дворец Дзедушицких в Цеколовцах и теперь птается воспроизвести в своем общинном доме то, что оттуда запомнил. Обрадованный и разохоченный сладким вином, которого выпил уже три рюмки, счастливый тем, что кто-то его слушает, рассказывает:
Вчера послали за каштеляном Коссаковским в Каменец, теперь все ожидают его в любую минуту. Наверняка он появится здесь рано утром, а может – уже и ночью.
За столом сидят домочадцы и гости, постоянные и временные. Наименее важные – на сером конце стола, куда белизна скатертей уже не достает. Их постоянных обитателей здесь находится дядя (то ли по линии матери, о ли отца) хозяина, пожилой господин, несколько полный и сопящий, который обращается ко всем "асиндзей" и "асиндзея". Здесь же находится управляющий имениями, робкий усач крепкого сложения, а еще давний учитель закона божьего у детей Лабенцких, очень образованный монах бернардинец, ксендз Гауденты Пикульский. Этого сразу же берет в оборот ксендз Хмелёвсий, ведя его в угол комнаты, чтобы показать ему еврейскую книгу.
- Мы поменялись, я дал ему свои Новые Афины, а он мне – Зоар, - гордо сообщает ксендз Хмелёвсий и вытаскивает книгу из сумки. – Просил бы, - прибавляет он как бы ни к кому специально не обращаясь, - если бы нашлось немного времени, мне то – се из книжки этой пересказать…
Пикульский осматривает книгу, открывает ее сзади и, читая, шевелит губами.
- Никакой это не Зоар, - говорит он.
- То есть как? – не понимает ксендз Хмелёвсий.
- Э... а это Шор впиндюрил отцу какие-то еврейские байки. – Он ведет пальцем справа налево по последовательности непонятных значков. – Око Иаковово. Вот оно как называется, это такие рассказики для народа.
- Вот же Шорище старый… - разочарованно качает головой ксендз. – Это он, наверное, ошибся. Ну да ладно; может и здесь какая малая мудрость найдется. Если только кто-нибудь мне ее переведет.