Книжник - страница 8
— Нет!
— Здесь ты в безопасности, — сказал Епенет. — Будь как дома.
Сила устыдился.
— Я должен беречь свитки.
— Положи мешок рядом с собой, — посоветовал Патробас. — Никто не тронет его без твоего разрешения.
Сила уселся в полном изнеможении. Окружавшие его лица выражали только любовь и сострадание. На него полными слез глазами смотрела какая–то женщина. Его тронуло ее участие.
— Здесь письма, — ему удалось, наконец, стянуть мешок с плеч и поставить рядом. — Списки с тех, что писал Павел Коринфской церкви. И Петр…
Голос сорвался. Закрыв лицо руками, он пытался справиться с собой — и не мог. Плечи содрогались от рыданий.
Кто–то стиснул его плечо. Они плакали вместе с ним, и его окружила такая любовь, что стесняться было совершенно нечего.
— Наш друг теперь с Господом, — голос Патробаса осип от горя.
— Да. Теперь им с женой никто ничего не сделает.
— Сейчас, когда мы говорим о них, они уже в присутствии Божьем.
И как же я жажду там оказаться, — хотелось вскричать Силе. — Снова увидеть лицо Иисуса! Чтобы настал конец испытаниям, конец страхам, конец сомнениям, настигающим его в самые неожиданные минуты. О, Господь, я проигрываю битву с самим собой!
— Нам надлежит твердо держаться того, что мы почитаем за истину.
Слова Павла — из такого далекого прошлого. Они сидели в темнице, их окружала тьма, боль раздирала избитые палками тела. «Держись!» — говорил он.
— Я стараюсь, — простонал Сила.
— Что он говорит?
— Иисус умер за наши грехи и был воскрешен из мертвых на третий день… — пробормотал Сила, уткнув лицо в ладони. Но все, что стояло перед его взором, — Господь на кресте, обезглавленный Павел, распятый Петр. Он прижал к глазам запястья.
— Он болен…
— Тише…
— Сила! — На сей раз твердая рука, рука римлянина. Перед ним поставили поднос с едой. Епенет и Патробас уговаривали его поесть. Трясущимися руками Сила взял хлеб и преломил. Сие есть тело мое… Он держал две половинки, руки дрожали.
— Смею ли я есть от Него?
Озабоченный шепот.
Епенет налил в чашу вина, протянул ему.
— Пей.
Сила уставился на красную жидкость. Сия есть кровь моя… Он вспомнил Иисуса на кресте: как из раны в боку, пронзенном копьем, текли кровь и вода. Вспомнил, как висел вниз головой Петр.
Боль сдавила грудь. Бешено застучало сердце: все быстрее, быстрее. В комнате потемнело.
— Сила!
Он услышал рев римской толпы. В него впились чьи то руки. Да будет так, Господь. Смерть — это конец страданиям. И покой. Прошу тебя, Господи. Дай мне покой.
— Сила… — Теперь голос женщины. Близко. Он почувствовал на лице ее дыхание. — Не покидай нас, пожалуйста…
Голоса над ним, вокруг него, а потом — полное безмолвие.
Сила проснулся в замешательстве. На подставке горел глиняный светильник. Кто–то подошел. На лоб легла прохладная рука. Сила застонал и закрыл глаза. Горло перехватило и обожгло.
Сильная рука скользнула за спину, приподняла.
— Попейте, — Макомбо поднес к губам чашку.
Что–то теплое, подслащенное медом.
— Еще немного. Будете лучше спать.
Сила вспомнил, попытался встать.
— Где они? Где? Рукописи!
— Здесь, — Макомбо поднял мешок.
Сила схватил его и, прижав к себе, со вздохом повалился на кровать.
— Никто их не отнимет, Сила.
Голоса являлись и уходили вместе со снами. Павел говорил с ним у походного костра. Лука перевязывал раны. Они шли по римской дороге и пели.
Его разбудил звук шагов, но он снова провалился в сон. И опять, взволнованный Павел мерил шагами комнату, а Сила тряс головой. «Если только ты придешь в покой, друг мой, и помолишься, слова найдутся».
Снова голоса, уже знакомые. Макомбо с Епенетом.
— С кем это он разговаривает?
— Понятия не имею.
— Сила…
Он открыл глаза. В лучах солнечного света стояла женщина. Она подошла ближе, и он нахмурился.
— Я не знаю тебя.
— Меня зовут Диана. Ты долго спал.
— Диана… — Он пытался припомнить. Он видел это лицо, но где?
Она положила руку ему на плечо.
— Я просто немного посижу рядом.
— Как он себя чувствует? — раздался где–то поблизости голос Епенета.
— Лихорадки нет.
— Ему больно?
— Его тревожат сны.
Прошло время: сколько, Сила не знал, да и знать не хотел. Его вновь разбудили голоса в коридоре за дверью.