Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г. - страница 17

Краков. Костёл святого Сальватора

… Было так ясно, что дивный дар человеческого голоса, самого музыкального строя, дар слова, мысли и чувства, — находящие своё существование в творениях искусства, — в конце концов будут осознаны и обретены человечеством как радость о Боге и восхищены к Нему. Когда замирали хоры, грудной женский голос плыл, резонируя в невидимых пространствах:

Шёл Ангелус на польском языке. Ангел обратился к Марии, и вдруг: «Богородице Дево, радуйся! Благодатная Марие, Господь с Тобою…» — вторило сердце родному церковнославянскому звучанию. Это была Русская Месса, главные места и молитвы звучали и по-русски. Слова проповеди были просты и современны:

… Кто ты, молодой человек, каково твоё место на земле, каковы задачи в конце второго тысячелетия христианства?..

… Мы собрались здесь, верующие многих церквей мира и неверующие, мы собрались здесь, потому что все мы — дети Божьи…

… Не надо иметь целью обратить кого-то в Католичество, каждая Церковь имеет своё ценное, своё спасительное на пути к Богу…

… Открой двери своего сердца, откроются и границы государств…

… Помолимся за всех нас, за духовные плоды нашей встречи! Молитва, верность Богу и Божьей Матери, взаимное прощение вин…

Понятные тексты французского, знакомые слова английского, общие корни европейских языков, близость русскому польского и украинского, — вся дискретность этого вдруг соединилась в понимание смысла. На каком языке говорил притчу архиепископ, так и не знаю. Вот она:

Орла растили с курами, кормили зерном и держали в загоне для кур. Он стал как курица, он смотрел в землю и искал зёрна на земле. Один человек сказал другому: «Орёл совсем стал курицей, смотри: я брошу его в небо, и он не полетит, он упадёт обратно на землю». И так было.

Но другой принёс орла в горы, взял его голову в свои руки, и поднял её, и направил глаза орла в небо. Орёл опустил голову, увидел на земле зерно и склевал его. И во 2-й раз человек направил глаза орла к небу, и опять орёл уставился в землю. И в 3-й раз человек поднял орлу голову и направил глаза его в небо. И тут из-за гор встало солнце и засияло в небе. И орёл увидел его, раскинул свои орлиные крылья и полетел! Ибо жил он как курица, но имел орлиное сердце, и оно звало его к полёту. В небо. Нас учили смотреть в землю и держали в загоне, но сердце взывало к Богу.

… Думали ли мы несколько лет назад, что по Божьей воле в странах воинствующего атеизма и социализма произойдёт обращение? Пусть же Благодарение Богу за великое обращение Востока и России прозвучит на латыни, языке, объединявшем в прошлом всю Европу.

Полились медленные, странные, прекрасные слова, как звуки медных колоколов…

Было совсем темно. Я подумала: наверно, пала роса — ноги стынут. Но всё чувственное было неконкретным, будто и не мои ноги стыли, а как-то вообще, вроде: когда падёт роса, стынут ноги. Меня это не касалось. Началось Причастие. Площадь, забитая людьми, вдруг сама разрезалась от Алтаря лучами свободных проходов, и по ним шли десятки священников в светлых, разного цвета, длинных одеяниях, облатками причащая стоявших на коленях. Потом все жали друг другу руки, все — всем, и что-то говорили друг другу, улыбаясь в глаза, и я говорила: «Господь с нами!» Потом все взялись за руки и, высоко подняв их, раскачивались в такт современной молитвенной мелодии, ритмично, единым человеческим миром, неделимо сплетённым цепочками наших рук. Не молодые и старые, не здоровые и больные, не бедные и богатые, а — любимые и любящие. И миллионами голосов звучало на земле и на небе:

Потом, не размыкая рук, опустили их и стали пятиться, освобождая пространство перед помостом с Алтарями. Площадь оголилась. И вдруг с криком, хохотом побежали вперёд, как дети в куча-малу. Сердце зашлось страхом толпы: сейчас сомнут и раздавят! Но никого не смяли, не уронили и не толкнули. И так несколько раз. Детская счастливая возня.