Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г. - страница 25

Краков. Улица у стен Казимежа

Я плачу сейчас вместе с теми, кто тогда после службы услышал эту жуткую правду. Я плачу вместе с тысячами моих братьев и сестёр, которые в ту страшную минуту, ведомые Духом, трижды осенили себя крестом и трижды сказали Богу: «Прости нам грехи наши, как и мы — прощаем…» Ежегодно 19-го октября, в день смерти Мученика ксёндза Попелушки, совершается богослужение с особенной молитвой за убийц, молитвой о торжестве любви над ненавистью. Евангельский призыв «побеждать зло добром» просиял в смерти этого святого человека, обратившего к Господу многих людей при своей жизни и тысячи после смерти. Перед самой гибелью, подвергаемый натиску польского ГБ, он сказал в одном интервью, что своей смертью человек может принести больше добра, чем проповедью. Его пророчество о самом себе сбылось.

1 ноября, в день Всех Святых, улицы Варшавы стотысячными людскими потоками текли к костёлу святого Станислава Костки. Власти решили похоронить отца Ежи Попелушко на кладбище, но люди боялись надругательства над могилой и хотели её охранять здесь, на земле его родного костёла. Литургия над телом убиенного ксёндза Попелушки пронизывала скорбными звуками всю столицу Польши — на улицах установили репродукторы, шла трансляция.

О том, что смерть Попелушки взорвала Польшу и заставила правительство разогнать службы ГБ, — было написано в Огоньке после убийства отца Александра Меня, — а наш народ не возмутился, не потребовал отставки властей… «Что нам делать, Господи? Мы не знаем Тебя», — так кончалась статья. Да… Но разве возмущением народа измеряется смысл мученичества? Разве он не в обращении людей к Богу? Отец Ежи был пастырем верующих, сохранивших в советчине своё христианство, отец Александр был апостолом советских язычников, но смысл их мученичества одинаков, он — в нашей встрече со Христом.

Солнце нагрело палатку. Меня окутывает жарким теплом. Пахнет травами по-вечернему. Мошки мельтешат в луче около деревянной крестовины моей раскладушки, у самой земли, над кустиками примятой травы…

Плачу я, Господи, от радости жить, наполняющей меня на шестом десятке, ничем не заслуженной мною радости. Я живу, а тот, 37-летний… А тот, сын мой по возрасту, худощавый, с лучиками у глаз, с простым открытым лицом, с длинными музыкальными пальцами, тот… Его мучили страшными пытками, расчленяли тело... И не руки отца или матери касались его мученических ран, не слёзы его духовных сестёр и братьев омыли кровь с его святого тела, а много дней, изуродованное, носилось оно в тёмных осенних водах Вислы…

Не спрашиваю у Тебя, Господи, почему Ты попустил это. Я плачу. Моё сердце узнало, что не только сатанинские службы КГБ, не только завистники, ретрограды и подлецы, но и оно — причина гибели о. Александра Меня. Когда сердце не впускает Твой свет, когда оно — душное помещение с заколоченными окнами, где возишься в хламе, пытаясь украсить барахлом временной жизни то место, которое Ты отвёл в нас для Вечного, тогда Ты отдаёшь Своих избранных, лучших и любимейших, на мучения и смерть. Чтобы пробить замкнутость нашего внутреннего замусоренного мира! Чтобы, устыжённые примером их жизней, потрясённые их гибелью, — мы впустили Тебя. Тебе приходится стучать и стучать в запертые двери наших сердец… Ах, если бы мы сами открывали их Тебе навстречу!..

Мы вошли на терраску под пергалами — тонкими деревянными перекладинами, увитыми зеленью с какими-то белыми цветами и красными ягодами. Сквозь всё это солнечные лучи всё-таки попадали в окна домика и, сломавшись, возвращались на терраску, сплетаясь в лучистые пятна на листьях, на лицах, на Алтаре. Он был католический, покрытый белым платом.

И священник был во всём белом. Маленький, лысоватый и седенький, он мелко переступал больными ногами и был весь такой сказочный, трогательный, с тихим музыкальным, «французским» голосом, он служил по-французски. Сёстры положили на землю подстилки, опустились на колени. Они дивно пели наши молитвы на церковнославянском языке. А я этих молитв не знала на память.

Опускаю сердце своё в тот тихий утренний дворик, пронизанный воздухом, теплом и светом. На травинках ещё лежит роса. И птицы садятся на перекладинки террасы и на крест Распятия. Знают они, что 2000 лет назад их предки выклёвывали глаза распятым? Птичка села у ног Его на Крест. У неё красное пятно на грудке. Капля крови Его. Тоже участвует в Мессе. Напоминает нам, что . кровью Своею Христос искупил всё творение. Весь тварный мир теперь ждёт преображения человека. Я ощутила единение природы, людей и молитв. И приобщилась святому Благодарению, исходящему к Господу от всего живого.