Кобра и наложница - страница 14

— Давай, Бадра, открой, — уговаривал он. Потом снова овладел ее губами. Ее дыхание со свистом вырвалось наружу, когда она открыла рот. Язык Хепри метался у нее во рту, наслаждаясь ею и возбуждая ее. Мужчина прижимался к ней всем телом. Он продолжал свои безжалостные атаки, умело овладевая ее ртом. Он впивался в ее губы, вызывая трепет всего ее тела. Его страстность подарила Бадре надежду. Да, наверное, это и был тот самый восторг, который имела в виду Элизабет.

Затем она почувствовала сквозь одежду, как напрягся его член. Хепри сжал девушку в своих железных объятиях, всем своим телом прижав ее к скале, и застонал. И этот неожиданный страстный натиск испугал ее, она почувствовала себя беспомощной. Удивление уступило место ужасу. Если он будет таким же грубым животным, насилующим ее тело с безумной похотью, как и Фарик, то она возненавидит его…

Тяжело дыша, он все-таки отпустил ее. Лунный свет и темная страсть сверкали в его глазах.

— Своей красотой ты сводишь мужчин с ума. Я еле-еле сдержался. Если мы поженимся, все будет иначе, — сказал он хриплым голосом.

— Иначе? — переспросила она, все еще глубоко потрясенная.

— Я не разрешу тебе покидать мою постель. Я сделаю так, что у тебя будет другое занятие, нежели прогулки при лунном свете.

Его слова пробудили в ней прежние страхи. Если они поженятся, из их шатра будут раздаваться не звуки радости, а только крики страдания. Все воины будут смотреть на Хепри с презрением. Поползут слухи. Она слишком хорошо к нему относилась, чтобы допустить такой позор. Она не могла обречь такого сильного, полного страсти мужчину на такой безрадостный брак. Оставалось только одно: бросить его в объятия других женщин, чтобы он мог удовлетворять потребности своего тела — как тогда с Найлой…

Когда они возвратились в лагерь, она попыталась заглушить в себе привычное чувство сожаления. В этом не было ничего нового, уже много раз она испытывала такое состояние.

На следующий день топот копыт принес Хепри весть из его прошлого и изменил всю его жизнь.

Счастливый и энергичный, ощущая на губах прелесть прикосновения мягких и податливых губ Бадры, он сидел перед своим шатром и вырезал для нее из дерева новый челнок. Услышав приближающийся топот лошадей, он поднял голову. На горизонте поднялось облако пыли. Кровь застыла у него в жилах. На холеных арабских скакунах приближалась группа светлокожих англичан, сопровождаемая его соплеменниками.

Джабари предупредил его о предстоящем визите путешественников. Они заявили, что у Хепри, может быть, есть семья. Его охватило беспокойство, но он в шутку говорил, что вряд ли кто-нибудь из англичан захочет его. Он был слишком упрям, слишком дерзок — он был слишком египтянин, чтобы стать англичанином.

Два бледнолицых иностранца: один шатен, другой — с копной седых волос, гораздо старше своего спутника, — сошли с лошадей. Они были в странных льняных костюмах, в пробковых шлемах, которые обычно предпочитали английские археологи. У Хепри пересохло во рту. Джабари приветствовал их и проводил к шатру Хепри. С живостью, удивительной в таком пожилом человеке, седовласый англичанин побежал вперед.

Внезапно он остановился. На Хепри смотрели глаза точно такого же голубого цвета, как и у него.

— Боже милостивый, это правда, — скрипучим голосом медленно сказал мужчина по-английски. — Вы вылитый Майкл, когда он был в вашем возрасте.

Хепри в панике взглянул на Джабари. Но лицо его брата осталось бесстрастным.

— Кеннет, я ваш дедушка. Долгие годы я молился о том, чтобы найти вас. Я Чарльз Тристан, герцог Колдуэлл, — продолжал приезжий.

Подошел более молодой англичанин. Он носил бакенбарды, у него были пышные усы и редкие светло-коричневые волосы.

— Привет, — сердечно сказал он. — Я Виктор Эдвардс, ваш троюродный брат со стороны отца. Какое счастье, что мы наконец нашли вас.

Хепри был так потрясен, что пошатнулся.

— У меня нет родственников в Англии, — тихо произнес он на ломаном английском. — Моя семья погибла от рук врагов из другого племени много лет назад. Племя Аль-Хаджидов убило моих родителей и брата.

— Да, — в голубых глазах старого джентльмена светилось сочувствие. — Но не тебя. И теперь я нашел тебя. Ты Кеннет Тристан. Ты мой наследник.