Кобра и наложница - страница 40

Он ободряюще улыбнулся, потрепав ее по щеке. Потом отдернул руку, оделся и покинул дом. Оставил ее. Отчужденный и отстраненный, как камень, как пирамиды, которыми они однажды так восхищались в Гизе…

Бадра накинула плащ, шляпку и вышла вслед за ним проводить его. Она положила свою ладонь в перчатке на его руку.

— Пожалуйста, подожди минуту, Хеп… О, я имею в виду, Кеннет. — В ее глазах блеснули слезы. — Спасибо тебе за то, что ты сделал для меня. Я не знаю, смогла ли бы я выдержать еще минуту с этими женщинами.

Кеннет снова дотронулся до ее щеки, по которой тонкой струйкой текли слезы. Маленькая слезинка блеснула на его руке. Выражение его лица смягчилось.

— Они плохо воспитаны, несмотря на свои титулы, и жестоки в оценках того, чего не понимают. Они разодеты и разукрашены, как пестрые птицы, но у них пустые головы. — Он помолчал и заключил, сдвинув брови: — Действительно, это смертельная обеда.

Бадра тихонько и счастливо засмеялась. Он продолжил:

— Они не ровня тебе, Бадра, скучные сплетницы с пустыми головами. Не думай о них.

Робкая улыбка тронула ее губы.

— Сейчас ты тот самый Хепри, который бросился защищать меня. Только на сей раз не от вражеских воинов, а от стаи женщин…

— Языки которых острее клинков этих врагов, — язвительно заметил он, и она снова рассмеялась. Она дотронулась до его руки и пожала ее.

— Я скучаю по тебе. Это правда.

При этих ее словах он напрягся.

— Я должен идти.

Его голубые глаза были холодны как лед. Бадра почувствовала, как внутри у нее все дрожит. Было трудно восстановить старые отношения. Но она не могла дать ему уйти, не попытавшись исправить положение.

Холодный воздух обжигал ее щеки, изо рта шел пар, и она никак не могла подобрать нужных слов. Когда-то она могла говорить с ним обо всем. Обо всем, кроме того оскорбления, которое нанес ей Фарик.

— Кеннет, я знаю, тебе это так же трудно, как и мне. Я надеялась, что мы сможем преодолеть ту пропасть, которая лежит между нами, по крайней мере, сможем быть друзьями.

Он посмотрел на нее пустыми глазами.

— Как?

Бадра запнулась.

— Я не хотела тебя обидеть. Правда, не хотела. И я думаю, ты обижаешь Рашида потому, что он стал моим телохранителем, когда ты уехал из Египта.

Его лицо оставалось бесстрастным. Он, как истинный воин Хамсинов, умел скрывать свои чувства.

— Я бы хотела, чтобы вы с Рашидом отложили в сторону свои разногласия. Это тревожит мою душу, мое сердце. Он мой друг.

— Друг, и ничего больше?

Она пожала плечами. Его взгляд стал острым.

— Не подпускай Рашида слишком близко к себе. Могут быть неприятности.

— Неприятности? Это угроза? — спросила она.

— Считай это советом.

Размышляя над его таинственными словами, она кивнула.

— Буду рада увидеть твой дом, Кеннет. Можно мне приехать? — она помедлила. — Я возьму с собой Рашида. Он извинится перед тобой за свою грубость.

Он посмотрел в сторону. Его щека задергалась в нервном тике, словно он подавлял какое-то сильное чувство.

— Да, конечно. Приезжай завтра на чай. Файф-о-клок. Чай по английским правилам пьют в пять часов.

Голос его был абсолютно лишен эмоций и интонаций. Холодный вежливый английский герцог снова подавил горячего эмоционального египетского воина. Бадра вздохнула и, вспомнив обычаи западной цивилизации, подала ему руку.

— Спасибо. Я не хочу, чтобы между нами были натянутые отношения. Теперь мы снова друзья? — мягко спросила она.

Кеннет молча смотрел на ее руку, медленно взял ее холодные пальцы в свои и пожал. Она пристально глядела в его глаза. И тут он вдруг дернул ее за руку и сильно привлек Бадру к себе. Его руки, как стальные обручи, сомкнулись вокруг нее. Она задохнулась, чувствуя себя жертвой в кольцах громадной анаконды, о которой читала в одной из книг в библиотеке лорда Смитфилда.

На его лице расплылась улыбка. Бадра начала испытывать тревогу от чрезмерной близости сильного мужского тела. Она забыла, каким он был сильным. Она забыла его настойчивость в достижении того, чего он желал. Она забыла о многих вещах.

Он нагнулся над нею. Внутри у нее все застыло. Она вспомнила про его поцелуи там в Египте, в пещере. Ужас боролся в ней с желанием.