Кобра и наложница - страница 41

стр.

Его запах окутывал ее теплым облаком. Пряный незнакомый запах его гладко выбритых щек перемешался с запахом сандалового мыла, который напомнил ей, что это Хепри, ее защитник. Когда-то его усердная преданность превратилась в безропотное послушание. Если бы она попросила его прыгнуть со скал в Амарне, он бы прыгнул, да… Тогда.

Но не теперь. В его голубых глазах светилась решимость. Его неослабевающие горячие объятия говорили ей о том, что она больше не была в безопасности.

Страхи понемногу оставили ее, когда он приблизил к ней свои губы и подарил ей нежный почтительный поцелуй, в котором не было прежней страсти. И, к его удивлению, Бадра ответила на его призыв. Осмелев, она возвратила ему его поцелуй, увлеченная новыми для нее ощущениями, сливающимися внутри нее в горящее пламя.

И тогда он прижался к ней всем телом, запрокинул ее голову так, что слетела ее шляпа, и стал неистово целовать ее лицо, глаза — и снова губы. Тот нежный поцелуй перешел в нечто иное, наполненное тоскою по ней и желанием. Его сила заставила бешено биться ее сердце. Губы Бадры раскрылись навстречу этой силе страсти. Его зубы прикусили ей нижнюю губу. Легкий стон наслаждения вырвался у нее из горла.

Потом, вдруг так же неожиданно, он отпустил ее. Она отпрянула назад, почти потеряв равновесие.

— Снова друзья, Бадра? — хрипло переспросил он, переводя дыхание. — Ты действительно уверена, что хочешь этого?

Она все еще дрожала. У нее заметно тряслись руки, когда она попыталась взяться за ручку двери и вернуться обратно в дом. Она стремительно взбежала по лестнице. Надо было разыскать Рашида и рассказать ему о загадочном предостережении Кеннета.

Бадра легко постучала в его дверь. Изнутри доносились горестные причитания. Встревоженная, она открыла дверь и вошла, включив лампу.

Спящий Рашид метался по кровати и стонал. Бадра с жалостью дотронулась до него.

— Рашид, проснись. Ты бредишь.

Он сразу вскочил. Волосы его слиплись от пота. Его глаза встретились с ее глазами, и он отпрянул:

— Тебе не следует быть здесь, Бадра.

— Мне нужно поговорить с тобой. Хепри предупредил меня, что тебе грозит опасность, и велел избегать тебя. Он сказал, что могут быть неприятности. Почему?

Рашид глубоко вздохнул:

— Так я и думал. Он нашел это и думает, что вор — я.

Бадра застыла от страха.

— Вор?

— Кто-то проверил мою сумку. Нарушена моя предохранительная метка, — он презрительно засмеялся. — Хепри уже не тот воин, таким был когда-то. Он много чего забыл.

— Но что он имеет против тебя?

Ее телохранитель взял свою свернутую постель, вынул шерстяной мешок, залез рукой внутрь и что-то достал.

— Вот, — с сожалением сказал он.

Это было золотое ожерелье принцессы Мерет.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ожерелье как будто дразнило ее. Бадра терла глаза, не веря себе. Оно возвратилось к ней, осыпанное песчинками зла, которые она не могла стряхнуть.

Значит, Рашид знал, что она продала пектораль. Его темные глаза пристально смотрели на нее.

— Почему, Бадра?

Ей казалось, что его негромкие слова громом раздавались в этой тихой комнате.

— Почему ты украла у Хепри эту вещь? Из-за денег?

Она беспомощно пожала плечами.

— Каким образом это попало к тебе?

Он глубоко вздохнул, вертя ожерелье в руках.

— Я увидел, как ты его продавала. Когда магазин закрылся, я вернулся туда, проник в магазин и взял его. — Его лицо приняло решительное выражение. — Ты должна вернуть ожерелье в гробницу.

Страх сковал ее уста. Она продолжала молчать.

— Ты или я… но кто-нибудь из нас вернет его Хепри, и я признаюсь, что вор — я. И я приму то наказание, которое меня ждет.

— Пожалуйста, Рашид, не надо! — взмолилась Бадра.

— Я должен. Я твой телохранитель, я поклялся защищать тебя. Если ты не вернешь его, это сделаю я. Зачем ты его взяла? Почему? — продолжал он спрашивать, заметно волнуясь.

— В обмен на свободу одной рабыни из борделя в Каире. Они бы не взяли деньги, — проговорила она.

Это была часть правды — не вся, но ее основная часть.

Он тяжело вздохнул.

— Исправление одного зла другим не приносит душевного равновесия, Бадра.

— Пожалуйста, Рашид, не расспрашивай меня больше ни о чем.