Кобра и наложница - страница 42

— Ты самая упрямая женщина из тех, кого я знаю. Но я не допущу, чтобы тебя наказали как воровку.

Рашид будет арестован, подвергнется публичному унижению? Ее внутреннему взору представилась ужасная картина: закованный в цепи Рашид и мрачно усмехающийся Хепри. Разве могла она допустить такое?

— Я спрячу его в доме Хепри, там его уже никто больше не украдет. Я приглашена туда назавтра, — объяснила Бадра.

Рашид кивнул. Подобно тому как ее прошлое не давало ей покоя, это ожерелье холодным пламенем обжигало ее руку, подчиняя себе.

Золотая пектораль, зашитая в складки юбки, казалась Бадре тяжелыми кандалами. Ее полная суеверий душа страшилась прикосновений священного предмета.

Она и Рашид приехали на чай в дом Кеннета в черном сверкающем экипаже с гербом лорда Смитфилда.

Она огляделась с нескрываемым любопытством. Два величественных человека, одетых в золотисто-зеленые ливреи под цвет золоченых стульев, встретили их в вестибюле. Особняк сиял спокойным достоинством, блестел полировкой и элегантностью. Но находиться в нем было так же приятно, как в каменной гробнице. Где в этом огромном музее найти самое подходящее место для ожерелья?

На лице Рашида появилось напряженное выражение, когда дворецкий проводил их в комнату для гостей.

Она бросила на Рашида предостерегающий взгляд: «Веди себя как полагается».

Кеннет в элегантном костюме из мягкой шерстяной фланели, с небрежно повязанным шейным платком, выглядел по-домашнему доступным и не столь чопорным, как в смокинге. Он сердечно приветствовал их. Вел он себя так, будто и не было вчерашнего поцелуя. Бадра почувствовала легкий укол досады.

Он стал показывать им свой огромный дом, рассказывая историю о том, как: более двухсот лет назад семья Тристанов получила свой герцогский титул. На лбу Рашида выступил пот. Его лицо приняло суровое выражение, как если бы он не осуждал богатства. Они ходили и ходили по комнатам, и у Бадры заныло сердце, она никак не могла подобрать подходящего места, чтобы спрятать ожерелье.

Когда они вернулись в гостиную, она села на полосатое канапе. Кеннет сел с одной стороны, а Рашид — с другой. Лица их были сосредоточенны и хмуры. Бадра подумала: «По левую руку — Египет, по правую — Англия». Да, Хепри больше не было, он был скрыт складками дорогой серой фланели, черным шейным платком, под герцогским титулом растворился ее египетский друг, подобно тому как песчаные дюны поглощают скелеты погибших.

Ее сердце заныло от тоски.

Где-то в глубине доме послышался звонок. Появился лакей.

— Милорд, телефон. Это управляющий вашего поместья по поводу отчета за этот месяц, — объяснил он.

Кеннет вздохнул и повернулся к Бадре:

— Боюсь, мне придется принять его у себя в кабинете. Пожалуйста, подождите здесь. Я скоро освобожусь.

Она проводила его взглядом. Теперь настало время действовать.

— Я хочу поискать место, — прошептала она Рашиду.

Он прикрыл глаза и кивнул. Бедный Рашид. Даже находясь в доме герцога, он выглядел несчастным.

«Потайное место», — повторяла она про себя, скользя из одной комнаты в другую. Нужно такое место, в котором Кеннет не сразу бы мог обнаружить ожерелье. Бадра проскользнула в столовую, увидела внушительных размеров обеденный стол и буфеты из этого же гарнитура, стены комнаты были обиты штофом. На буфете сверкал серебряный чайный сервиз. Бадра взяла в руки чашечку.

— Могу я помочь вам?

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась.

— Э… нет, спасибо, я… ищу герцога.

— В чайной чашечке?

Она улыбнулась.

— Вы правы. Я думаю, она слишком маленькая, чтобы подойти для него.

Лакей нетерпеливо смотрел на нее. На его лице не было и тени улыбки. Бадра вздохнула и пошла дальше. Эти англичане, умеют ли они смеяться? Возможно, слугам это вообще запрещено?

Бадра пошла быстрее и вернулась в гостиную, как раз перед приходом Кеннета.

— Ну что? Время пить чай, — сказал он.

Слуги подали чай в гостиной, быстро накрыв стол кружевной скатертью и подав накрахмаленные льняные салфетки. Фарфоровый чайный сервиз, тосты и сандвичи с салатными листьями, сладкие ячменные лепешки и квадратики темно-коричневого кекса, которые Кеннет назвал пряниками. Углы его рта горестно опустились.