Когда мне было 19 - страница 22
— И да, и нет… — замялся я.
— Очень интересно. Очень. А ты, случаем, о суициде не подумываешь?
— Нет-нет. Ну что вы? Я только хотел сказать, что…
— Ясно-ясно. Не продолжай! А ну-ка, становись в строй!
Ой, ну а дальше, и вовсе смех залил каждый уголок кабинета. Вызвали следующего призывника — Василия Орлова.
— Здравствуй. Представься! — начал бородатый.
— Вася я… — без запинки ответил тот.
— Что «Вася»? — смутился врач, приподняв густые брови. — Ваша фамилия, призывник!
— Та я, цей… сын тракториста Орлова Миколи… — что-то пролепетал он.
Мы с ребятами попадали со смеху.
— Ясно-ясно, не продолжай! А ну-ка, Вася, не откажи в любезности: сколько будет сорок разделить на четыре?
Вася рассеянно глянул на нас, видимо искал в наших глазах подсказку, но психиатр строго пригрозил, что кто подскажет, тот попадёт в самую худшую воинскую часть. Врёт, наверно. Но проверять не хочется, уж точно. А Василий пробыл в трансе раздумий около минуты, а после, с улыбкой простоты заявил, что оно не делится.
— Подожди, Василий, это как? Сорок не делится на четыре? — переспросил врач, широко открыв глаза от удивления.
— Ну да. Це вы мне специально такі примеры задаёте! Им вот полегче було.
Врачи удивлённо переглянулись, после чего, главный из них продолжил, прокашлявшись в кулак:
— Так. Ну, тогда расшифруй нам пословицу: яблоко от яблони недалеко падает.
— Ну… э-э…
— Подумай хорошенько. Это ведь третий класс!
— Ну, яблоко ведь не може от яблони далеко упасти. Правильно? Це ж ещё и по физике…
— Э-э, постой! Пословица должна расшифровываться по-другому!
— Да как по-другому? Ну, яблоко не може…
— Ясно-ясно. Не продолжай! — произнёс врач свою любимую фразу, вконец потеряв терпение.
В итоге, психиатр не вытерпел и велел ждать ему в коридоре. У второго паренька не из нашего военкомата обнаружили страшные резаные шрамы на руках и шее, и также отправили в коридор. С ними намечался особый разговор. Ну, а с тем «патриотом накачанным» и вовсе курьёз приключился. Оказалось, что этот Аполлон — мастер спорта по греко-римской борьбе. В процессе общения с врачом он льстил настолько часто и бестактно, что просто тошно было. Над ним давно уже возвышалось облако снобизма.
«Пять прибавить два? Боже, как это можно не знать? Каждый мужчина обязан знать! Я так хочу в армию…!»
Тьфу! Фальшь через уши лилась.
В итоге, изучив его личное дело, у него нашли трещину левой стопы. Эту травму он получил на одной из тренировок, что подтверждает справка, вклеенная в его личном деле. Приговор был однозначен: «Паренёк, служить ты не будешь!»
Лицо парня исказилось. На нём резкий траур и шок.
— Как не «буду»?
— Как и большинство призывников. Вы свободны, юноша!
— Вы не можете! — упал на колени он перед столом психиатра. — Я хочу служить! Я пуще смерти желаю служить Отчизне!!! Иначе, она меня не простит!
Мы с ребятами просто залились смехом. Это так неожиданно. Ну и поделом ему: не будет больше льстить окружающим.
— Да ведь он ещё и актёр хороший, — держась за живот, произнёс Арсен.
Нас троих отправили за дверь и, как только майор забрал наши личные дела у психиатра, мы отправились в раздевалку, за родимыми вещичками. А я уж почти стал привыкать к своей наготе. Даже и не знаю, что было дальше с этим Васей — сыном тракториста, тем «актёром» — Аполлоном и тем «суицидником». Моя дорога гораздо круче их дальнейшей судьбы, поверьте на слово.
Когда мы вышли из кирпичного здания, где благополучно прошли комиссию, на улице совсем стемнело. Последняя полоса уходящего солнца скрывалась за высокими тополями. Майор дал нам последние указания и поспешно скрылся за серыми воротами.
— Да-а, вот это наржались! — заключил Юра и, скопировав голос того «патриота», проблеял: — Как «не буду»? Но я жажду служить! Я сделаю, что хотите!
С дружным хохотом мы вернулись к лавочке, к нашим вещам. Ребята в округе всё ещё играли в карты, спали на собственных пакетах и сумках, а также знакомились со сверстниками. Странно, но Женьки Илюшина нигде не было. Мы осмотрелись внимательней. Вещи его лежали на месте.
— Кажется, я знаю, где он может быть! — предположил я, тяжело вздохнув.