Когда мне было 19 - страница 40

— Товарищ сержант, можно вопрос? — спросил Цыганок, когда Сероконев закончил свой рассказ.

— Солдат, да ты охренел!? — вскочил он, — Можно 20 раз от пола! Ну? Что смотришь? Упал, отжался!

Димон удивлённо глянул на нас и поторопился выполнить столь неожиданный приказ.

— Так будет с каждым за слово «можно»! — ухмыльнулся сержант, чувствуя превосходство.

И тут, мой бзик снова дал о себе знать.

— Товарищ сержант, если нельзя употреблять слово «можно», то как нужно? — задал я вопрос, не понимая подобных армейских глупостей.

— Только со словами «разрешите» ты обязан общаться со старшими по званию!

— Но ведь, позвольте, это ведь и есть видоизменённое слово «можно»!

— Ты чё, самый умный? — накинулся он на меня.

— Он у нас философ, — выкрикнул Андрей.

— Ах, философ, — ещё неестественнее ухмыльнулся Митренко. — Ну, раз так, и ты отжимайся вместе с ним!

Откровенно говоря, для меня и вовсе не проблема было отжаться либо подтянуться, спасибо моему любимому дедушке Вите. Именно он приучил меня с детства к спорту. Без него я так бы остался несмышленым и слабым мальчиком. И только сейчас, в трудные моменты моей жизни, когда нельзя заглянуть и на секунду вперёд, и зная, что не контролируешь ситуацию, я понимаю тот неоценимый вклад в моё внутреннее «я», без которого не жить мне в этом суровом мире. Спасибо, дедуля!

Отжался я без всяких усилий и, нагло ухмыльнувшись сержанту в лицо, мол: «и это всё?», принялся стоять так же, как и ранее. Митренко, лениво раскачиваясь на стуле, уже и не наблюдал ту картину, когда новенькие упражнялись по его первому требованию. Привык, наверное. Расслабившись, сержант принялся рассказывать о воинской части и её особенностях. Кто что должен делать и как посвящают в «слоны» с помощью армейской бляхи. Так разоткровенничался, что и вовсе не заметил приближающегося прапорщика. И лишь после услышанных: «Сержант, немедленно встать!», Митренко переполошился и поспешно выполнил столь неожиданный приказ. Прапорщик Кравчук оказался ещё более суровым, чем кто-либо из тех, кого довелось повстречать мне раньше. Говорил он быстро и очень неясно. Хотя, находясь в Западной Украине, этого и стоило ожидать. Но вот ведь незадача — ничего не понятно в его речи. Я пробовал читать по губам его слова, но безуспешно. Мало того, что суржик, так ещё и со странными словами провинциально-польского происхождения. Пока мною совершались очередные попытки, прапорщик объяснял нам, как стоит себя вести в воинской части и где наше место. Невесёлая перспектива — прямо скажу, хотя кроме слов «уроды» и «я вам устрою!», разобрать мне ничего не удалось.

«Вот это я попал!» — решил я тогда.

Прапорщик Кравчук повёл нас на улицу, оставив Митренко, застывшего в воинском чинопочитании у стенки. Рядом осталось две дюжины парней, для которых это здание осталось главным в их армейской жизни. Сероконев Андрюха печально глядел нам вслед.

Подполковника Гриневича я уже не видел. Прапорщик быстрым шагом повёл оставшихся ребят в неведомом направлении. Так уж сложилось, что кроме Димы Цыганкова, которого я ещё в автобусе не понимал и относился к нему высокомерно, у меня не осталось знакомых среди плаца и казарм. Нас, днепропетровских, всего-то 9 человек, остальные разбрелись по другим частям и ротам. И лишь я один прибыл из Красногвардейского военкомата (будь он неладен!).

В 16 часов нас привели к почти аналогичным воротам. Это и была воинская часть А1666. Да и числа что-то мрачноватые, прямо «Highway to Hell». В этом месте и придется мне стараться забыть угнетающие меня мрачные мироощущения и готовиться к самому сложному.

Огромная площадь, по которой мы шли за прапорщиком Кравчуком, вовсе сбила с толку своими размерами. Куда ни глянь — территория плаца. Вокруг него росли высокие ёлки и декоративные туи. Все бордюры побелены, а середина плаца расчерчена на клетки для разучивания правильного шага для марша. Подумать только, ещё вчера я был на распределительном пункте. Столько эмоций, столько событий и переживаний. К таким насыщенным информативным дням я не был готов. Теперь, всё что происходило некогда дома считалось мною как банальное «жрать — спать — срать».