Когда сгорают мечты - страница 21

Она и не заметила, как мужчина осторожно приобнял ее за плечи и усадил на переднее сиденье и подал платок. Сессилия вытерла слезы холодным хлопком и придя в себя, осипшим голосом поинтересовалась:

— А куда мы едем?

— Я отвезу вас к Анжело, так как ничего не понимаю — Свернув в знакомый ей угол, ответил Ангелос — В вашем состоянии лучше быть с мужем.

— Нет! — закричала Сессилия, вцепившись в рукав его пиджака — Он не хочет меня видеть! Не надо, прошу.

— Что за ерунда! — с недоверием взглянул на нее он, пытаясь одной рукой освободиться, а другой — сжимать руль — Он же ваш муж. Что происходит?

Сессилия отпустила его, и машина плавно затормозила около больницы, пока она поведывала ему всю историю жизни. Как она нарисовала портрет его брата и провела с ним одну ночь любви! Как думала, что у него есть жена и сбежала, но он нашел ее беременной! Как она пыталась занять место в его сердце, но все было тщетно! Как узнала семейную тайну и решилась на откровенный разговор со свекром! И подчеркнула, что только она виновата в приступе матери Анжело!

Сессилия приготовилась услышать те же слова, которые выплюнул ей в лицо Анжело, но вместо этого мужчина тихо произнес:

— Вы не виноваты. Если, кто и виноват, то мой отец и его деспотизм.

— Неправда — горячо запротестовала Сессилия — Я не должна была вмешиваться в отношения отца и сына, но я сделала это. Я возненавижу себя, если свекровь…

— Вы знали, что у мамы порок сердца? — услышав удивленный возглас, Ангелос мрачно кивнул: — У нее часто были приступы. А в тот день, когда я ушел, то состояние резко ухудшилось.

Никто не говорил ей о том, что миссис Габрис имела серьезные проблемы со здоровьем, да и она вечно ходила с улыбкой и ни разу не жаловалась. Даже ее муж настолько не доверял ей, что не счел разумным поделиться с ней бедой.

— Сейчас мы пойдем с вами к Анжело… — начал Ангелос, открывая дверцу машины, но Сессилия лишь печально взглянула на него:

— Не нужно. Он очень огорчен и не желает видеть меня.

Настолько, что проигнорировал ее признание в любви и выгнал, нанеся сокрушительный удар по ее чувствам.

— Но я не могу оставить вас одну! — воскликнул Ангелос — Куда вы пойдете?

Сессилия знала точно, что не вернется в те апартаменты, где по вечерам они вели дискуссии о художестве, а ночью продолжали их в объятиях страсти.

— Я вернусь в Париж — уверенно ответила Сессилия — К своему брату.

«Я же люблю тебя, Анжело. Очень сильно люблю».

Слова Сессилии до сих пор крутились в его голове, от чего сердце учащенно билось.

Она его любила!

Анжело разрывался меж двух огней: с одной стороны волнение за мать затмевало все остальные чувства. Он всегда соглашался с отцом и делал то, что считал нужным отец, но не ради Грегори Габриса, а во имя спокойствия матери. Он знал, сколько испытания пережила эта женщина. И вот его мать граничит между смертью и жизнью.

С другой стороны — Сессилия. Он не понимал ее любви, принимая страстность и нежность его жены, как должное. Он никогда не задумывался о том, что чувствует она, что хочет, надеясь огородить любовь страстью.

Хоть Анжело и не поощрял поступок Сессилии, но не в силах был отрицать, что с виду маленькая и хрупкая девушка сможет оказать жесткое сопротивление его отцу. Он бросился на ее поиски почти сразу и стал случайным свидетелем ссоры свекра и невестки. Первым порывом было ворваться в комнату и обнять Сессилию, защищая от собственного отца, но какая-то неведомая сила принудила его стоять и слушать до тех пор, пока отец не собрался ударить ее.

Анжело подавил стон отчаяния. В любую секунду он мог потерять свою мать, а рядом нет той, которая бы, словно бальзамом, вылечила его раны.

«Но ты ведь выгнал ее — упрекал его внутренний голос — Ты приказал ей оставить тебя одного, а эта девочка тебя любит».

Ему казалось, что он вернулся на восемнадцать лет назад, когда произносил клятвы верности и любви Марине, но, не моргнув и глазом, нарушал их. Она также дарила ему любовь и заботу, но в ней не было ни капли страсти. Несмотря на то, что до него у нее был некоторый опыт в постели, она все равно оставалась ледяной и холодной. Он не смог разбудить в ней чувствительность, но Сессилия — полная ее противоположность. Горячая и страстная, отвечающая на все его прикосновения доводящими до сумасшествия ласками перебила у него всякую охоту к другим лицам женского пола.