Когда зацветут тюльпаны - страница 43
Саша резко отвернулся. Алексей озадаченно потер заросший колючей щетиной подбородок.
— Да-а, дела-а… А объяснить что-нибудь ты в состоянии? Ведь прежде, чем отпустить тебя, я должен знать причину твоего решения…
— Я, Алексей Константинович, свечу упустил… тридцать третью… Рекорд сорвал…
— И это все?..
— А чего еще нужно? Со стыда, хоть сквозь землю…
— Эх ты, Саша! — Алексей подошел и обнял паренька. — Если из-за каждой неудачи мы будем носы вешать, да в истерику бросаться, то грош цена нам в базарный день. Пойдем-ка на буровую… Да ты не упирайся, пойдем…
Тропинка для двоих была узка. Мастер, обняв Сашу за плечи своей большой тяжелой рукой, шел прямо по целине.
— А наше дело такое, Сашок, — случилась промашка, споткнулся — не распускай нюни, стисни зубы и двигай вперед…
А Саша шел и думал: «Эх ты, идет и даже не чувствует, что снега-то по колено».
— Ты ведь любишь свою работу, Сашок?
— Люблю, — тихо ответил Саша.
— Вот-вот… Это самое главное… Если любишь, значит, ничего страшного… А тридцать третью мы переделаем — это верно, мешает она.
Саша благодарно посмотрел на мастера. Алексей улыбнулся, подмигнул и, сжав плечо юноши, сказал:
— А теперь возьми и прочти вот это… — Достал из кармана клочок бумаги и протянул растерявшемуся парню.
— Что это?
Но мастер уже не слышал — не оглядываясь, широко шагал по тропинке, в такт шагам взмахивая руками.
Саша сунул подмышку рукавицы, развернул бумажку.
«Родной мой! Пишу тебе из больницы и поздравляю с сыночком Илюшей. Теперь ты, Саша, — папка. Все обошлось хорошо, напрасно волновалась. Илюша родился большенький, полненький — три килограмма шестьсот граммов весил — во, как!
Приходил ко мне ваш директор Вачнадзе, привез домашнюю красную розочку и два апельсина. Какой он хороший человек, Саша! Он и заставил меня написать это письмо. Целуем тебя крепко-крепко. Ждем домой! Люда, Илья».
Саша читал, перечитывал неровные строчки и не верил глазам. Сын!.. Илья!.. Папка!.. От счастья кружилась голова…
А вечером, когда собирались на ужин, ребята окружили Сашу, перемигнулись и грохнули оглушительно и слитно:
— Поздравляем с сыном!
Подхватили растерявшегося молодого отца, и вот он уже взлетел к потолку, нелепо взмахивая руками.
— Держись за воздух, Сашок! Дай бог тебе еще десяток Илюшек!..
Алексей писал и прислушивался к голосам, доносящимся из-за стены. Ребята поздравляли Сашу Смирнова с сыном.
«…Сегодня у нас в общежитии радость: у верхового Саши Смирнова жена родила сына. Первенца. Отец ходит с сияющей и растерянной физиономией. Многие откровенно завидуют ему, в их числе и я…
…У меня иногда создается впечатление, что мы расстались с тобой навсегда, не увидимся больше. Идут дни за днями, а конца им не видно. Боюсь, не выдержу и удеру отсюда — вот будет номер!..
Говорят, все влюбленные в разлуке живут прежними встречами с любимыми. Вот так и я. Начинаю писать тебе и перебираю в памяти все наши встречи (как их мало было!), все наши разговоры (они были так коротки!). Помнишь ли ты тот день, когда я впервые пришел к тебе после экзаменов в нашем «учебном комбинате»? Помнишь? Я помню…»
Алексей откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Да, как хорошо это помнится!..
…С того майского вечера, когда Алексей проводил Галину в последний раз, прошло несколько месяцев. Наступила голубая, пронизанная нежаркими лучами солнца, прозрачная осень. По утрам крыши домов, земля и увядающие, горько пахнувшие травы, покрывались сизой изморозью. Деревья незаметно нарядились в разноцветную листву и при малейшем ветерке теряли их — яркие, похожие на цветы. В воздухе, прохладном и легком, блестели паутинки «бабьего лета».
Однажды утром Алексей направлялся к автовокзалу. Было свежо, над землей, на уровне крыш домов, стлался легкий туман. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь него, искрились, будто плавились. Было тихо, и поэтому особенно отчетливо слышалось бойкое чириканье воробьев, чуть грустное и нежное воркованье голубей, слетавшее с крыши ближайшего дома.
— Здравствуйте, Алексей Константинович! — вдруг раздался позади знакомый женский голос.
Алексей обернулся и обрадованно заулыбался: