Когда зацветут тюльпаны - страница 51
Но удивительнее всего было то, что у этого, казалось бы, равнодушного ко всему на свете человека, были свои какие-то особые интересы и привязанности. Даже в самом людном месте Грицко умел находить угол, где он мог побыть один, о чем-то помолчать и даже промурлыкать себе под нос любимую песню про «вирбу рясну». Никто и никакой шум не могли помешать ему. Словно вокруг никого не было. Разговаривал Грицко мало, даже меньше, чем Василий Клюев, ставший чем-то вроде образца молчаливости. И было уже совсем непонятно, когда он вдруг сблизился с трактористом Пашкой Клещовым.
Пашка был прямой противоположностью Никуленке. Веселый, с зелеными нахальными глазами на круглом щекастом лице, с шутками и прибаутками на губах, крепко сбитый, он всегда вертелся среди буровиков, умел заставить их слушать себя, расположить к себе. Вот к нему почему-то и привязался в последнее время Грицко. Теперь они были зачастую вдвоем, и что их объединяло, никто не знал. Буровики прозвали их «десяткой», причем «единицей» был Никуленко, а широкий и низкий Пашка — «нулем». Но наблюдая за ними, Алексей всегда ловил себя на мысли: «Нет, пожалуй, в этой дружбе «единица» все-таки Клещов…»
Об этом и думал Алексей, выйдя от Аркаши и поднимаясь по косогору к буровой. «Интересно, — размышлял он, — применял ли сегодня Грицко воду вместо глинистого раствора?.. Фу, какие у него были глаза, когда он узнал, что сделали Альмухаметов и Климов. Будто оглушили его…» — Алексей покрутил головой и тихо засмеялся.
И вдруг он остановился. Его поразила непривычная тишина, нависшая над степью. Было еще темно, в небе холодно мерцали морозные звезды. На буровой так же, как и несколько минут назад, ярко горели электрические огни. Но во всей этой знакомой до мелочей картине что-то исчезло. Алексей стоял и старался понять, чего же все-таки недостает? И неожиданно понял: не хватало рабочего шума дизелей на буровой. Они, правда, и сейчас работали, но работали очень тихо, так, что ухо едва-едва улавливало их рокот.
Алексей посмотрел на часы. В это время Грицко должен вести бурение полным ходом. Но он стоял. «Почему? Что его заставило прекратить бурение?»
А от буровой уже бежал человек. Бежал тяжело, неумело, суетливо размахивая длинными руками. «Сам бежит, Никуленко, — подумал Алексей и вдруг твердо решил: — Ну, конечно, это… поглощение…»
Никуленко остановился и шумно перевел дыхание. Недоговаривая окончания слов, по-видимому, не на шутку перепугавшись, Грицко глухо, как в бочку, забубнил:
— Мастер… глотае… Поглощение!..
— Тэ-эк, — стиснув до боли челюсти, выдавил из себя Алексей. — Расскажи…
— Що? — растерянно спросил Грицко.
— Я тебя спрашиваю, как это случилось.
Никуленко молчал. Он смотрел большими темными глазами на мастера и тяжело, бурно дышал.
— Э-э… — с досадой махнул рукой Алексей и добавил: — Иди в барак и зови ребят… Что стоишь? Иди…
Через несколько шагов Алексей оглянулся. Никуленко нерешительно топтался на месте и смотрел в его сторону.
— Не стой, говорят тебе! — крикнул Алексей, подавляя поднимавшуюся ярость. — Беги и зови народ!..
…Правильно говорят: беда приходит крадучись, незаметно. Никто не ждет ее, даже не подозревает, что вот она, рядом, и вдруг она вырастет перед людьми во всем своем страшном, уродливом безобразии. Не ждал ее и Никуленко. У него было спокойно и тихо на душе. Бурение шло хорошо — долото упрямо вгрызалось в недра земли и проходка быстро росла. Внимательно поглядывая на квадратную трубу и прислушиваясь к равномерному шуму моторов, Грицко даже песенку мурлыкал себе под нос — любимую песенку про «вирбу рясну». Вдруг рычаг крупно задрожал под рукой — долото вошло в известняки. Никуленко уменьшил нагрузку на инструмент.
В это время помощник бурильщика Петр Андреянов и рабочие очищали желоба от шлама. Они готовили буровую к сдаче другой вахте. И вдруг струя раствора в желобе осела и через некоторое время последние его струйки медленно стекали по темному дну желоба. Петр Андреянов растерянно посмотрел на испуганные лица рабочих и, заикаясь больше обычного, спросил:
— Эт-то что за ч-чудеса? — Он постучал лопатой по дну желоба и добавил: — К-куда рас-с-створ п-п-подевался?