Когда зацветут тюльпаны - страница 60
— Почему? Вы иронизируете, но дельного ничего не предлагаете.
— Почему? Да потому, что мне не хочется очутиться перед прокурором, уважаемая Галина Александровна. Мне больше нравится гулять на свободе.
— Ну, а вы, бурильщик? — спросила она у молчавшего до сих пор Курнаевского-Курнаковского. — Что скажете?
Галина напряженно всматривалась в некрасивое лицо бурильщика и ждала ответа. Много человеческих лиц видела она, но такое ей пришлось встретить впервые. И почему-то сейчас, ожидая ответа, она неожиданно подумала: «Это лицо запомнится мне на всю жизнь». Низкий лоб, нависшие клочковатые брови над маленькими глазами, круглый красный нос, напоминающий молодую картофелину, широкий рот, через всю правую щеку тянется сизый рваный шрам. И все-таки в этом некрасивом, изувеченном лице было что-то привлекательное. Что же? Ну, конечно, глаза! Прозрачные, как родниковая вода, и смотрят на все так спокойно, пытливо и умно…
— Я согласен с предложением, — неожиданно проговорил глуховатым голосом Курнаевский-Курнаковский. — Дельное предложение. Его необходимо внедрить. Я первый возьмусь за это. Ребята тоже поддержат, если объяснить им… А вы неправы, Василий Митрофанович. Верно говорит Галина Александровна, вы упражняетесь в иронизировании, но дельного ничего не сказали. Мы топчемся на месте, а вы не замечаете этого.
Обычная выдержка изменила Анохину. Поглядывая злыми глазами то на Галину, то на бурильщика, он, заикаясь, заговорил:
— П-пока я х-хозяин на буровой, я не допущу никаких сомнительных опытов… Эт-то прямой п-путь к ав-аварии… А вы, Курниковский, будете делать то, что я прикажу!… — Анохин шумно отодвинул скамью и направился к выходу.
— Нет, не все! — крикнула ему Галина и так же, как Анохин, прихлопнула ладонью по столу. — Будет так, как прикажу я, начальник участка!
Анохин круто повернулся к ней:
— Вот как? Хорошо. Делайте все, что вашей душе угодно, а я умываю руки… Будьте здоровы!
— Привет, товарищ Анохин! Можете отправляться в контору и доложить Вачнадзе, что я временно освободила вас от работы…
Растерявшийся Анохин потоптался у порога, потом зло выругался и, хлопнув дверью, вышел.
— Зря вы погорячились, Галина Александровна, — проговорил спокойно наблюдавший за этой сценой Курниковский. — Вздорный человек… Он на все способен, ни перед чем не остановится…
— Вернется, — махнула рукой Галина и уже спокойнее добавила: — Без этого нельзя… Вас как звать?
— Михаил Григорьевич.
— Без этого нельзя, Михаил Григорьевич. Давайте поговорим о деле. Идите пригласите ребят.
Бурильщик вышел. Галина прошлась по будке. Остановилась и упрямо повторила:
— Нет, без этого нельзя!..
Вачнадзе просматривал радиограммы. Удивился: из Соленой Балки было пять радиограмм и все об одном и том же — с просьбой ускорить отправку продуктов. И под каждой подпись: Кедрин.
«В чем дело? Я же приказал Куцыну еще несколько дней назад поспешить с этим, — раздражаясь все больше и больше, думал Вачнадзе, перечитывая радиограммы. — Неужели Куцын забыл?»
Не глядя, поднял трубку внутреннего телефона. Ответил Куцын.
— Слушает Куцын, кто просит?
Голос был веселый, видимо, Андрей Гаврилович только что смеялся, с кем-то разговаривая. И Вачнадзе закипел.
— Вачнадзе говорит, — буркнул он в трубку. — Зайдите ко мне.
Куцын вошел бочком, робко.
— Садитесь, — кивнул на стул Вачнадзе и, когда Андрей Гаврилович пристроился на краешке стула, положив маленькие ладошки на колени, протянул телеграммы из Соленой Балки. — Читайте. В ваш адрес.
Перебирал Куцын эти клочки бумаг, и голова его, украшенная копной соломенных волос, все больше втягивалась в плечи.
— Что скажете? — сдерживая себя, спросил Вачнадзе.
— Виноват, Лазарь Ильич. Завертелся, закрутился, забыл… Виноват, Лазарь Ильич…
— «Виноват, забыл»… Вам не надоело петь одну и ту же песню? Почему же вы не забыли прихватить из областного центра несколько ящиков апельсинов и яблок, хотя вас об этом никто не просил? К новому году готовитесь, для друзей-товарищей стараетесь, а разведчики в степи чем встретят новый год — куском хлеба с водой?
Вачнадзе уже не мог сдерживаться, чем больше говорил, тем больше горячился.