Когда зацветут тюльпаны - страница 67

Алексей сидел на штабеле труб и курил папиросу за папиросой. Думал: «Легко отдавать приказы Гурьеву — чиркнул, подписался и — конец. А что приказ значит для меня? Дави без передыху на людей, кровь из носу, а отрапортуй, что осложнение ликвидировано… Эх, как мало мы еще ценим рабочих!..»

…«Знает ли об этом приказе Вачнадзе? Почему молчит? Молчание — знак одобрения? Или наоборот?.. Интересная ситуация получается: главный инженер отдает сногсшибательные приказы, директор молчит, а Кедрин… Что Кедрин? Эх, Галюшка, Галюшка, как не хватает мне сейчас тебя…»

Раствор не показывался. Алексей поднялся с труб, на которых сидел, и направился в насосную. Остановился у отстойника. Вздрагивали, словно живые, рубчатые, похожие на гофрированные трубки от противогазов, шланги насосов — уровень раствора в яме заметно понижался. «Не хватит раствора, нужно готовить еще…» Он вышел из насосной и направился к рабочим, сгрудившимся у скважины.

— Ну, что, мастер? — встретил его вопросом Климов.

— Плохо. Нужно готовить раствор, — не глядя на мрачные лица рабочих, ответил Алексей. — Давайте попробуем еще одно средство — бросайте в скважину все что можно, только не железо… Может, заткнем…

И в скважину полетели мешки из-под цемента, скрученные в тугие комки, куски дерева, глыбы смерзшейся глины. Потом начали снова закачивать глинистый раствор. Циркуляция не восстанавливалась.

— Что ж, — наконец сказал Алексей, — будем готовить раствор. Не поможет, начнем заливать цементом…

— Та-ак… Хорошенькое дело, — хлопнув тяжелыми рукавицами и засунув их под мышку, сказал Климов. — Теперь затрещат наши хребтюги…

— Вай-вай-вай, как нехорошо… Тце-тце-тце, — поцокал языком Альмухаметов.

— Это еще ничего, — сказал Колька Перепелкин. — Раствор мы сделаем и заливку цементом тоже, да вот нагоним ли упущенное?

— Ничего, нагоним! Сейчас главное — глотку ей замазать, прорве. Ишь глотает и не подавится… — ответил Перепелкину Саша Смирнов.

— Так что давайте все на глиномешалку, — закончил разговор Алексей. — Чем быстрее, тем лучше… За дело!

Нет, пожалуй, работы однообразней и утомительней, чем заготовка глинистого раствора. Сначала это кажется простым и легким делом — загрузил глиной деревянные носилки, взял их с напарником за ручки, поднялся по дощатому настилу к люку глиномешалки. Но это только сначала. Десятки носилок глины с жадным урчанием пожирает глиномешалка своими стальными зубами-лопастями и требует еще, еще… И лишь постепенно начинаешь чувствовать, как немеют руки, и из них вырываются носилки, в плечах и спине появляется ломота, а в ногах — неприятная дрожь. И какой бы морозище не трещал в это время на улице, по лицу катится крупный горячий пот. Он горошинами застывает на бровях и ресницах, ледяной коркой покрывает щеки. Хочется насухо вытереть лицо, стряхнуть навалившуюся на плечи усталость, но некогда сделать это — глиномешалка урчит, требует новой пищи, и нужно без задержки дать ее. Но вот глиномешалка заправлена, раствор готов. Через нижний люк мешалки его спускают в желоб, по которому он стекает в яму, и все начинается сначала.

Все работали молча, с ожесточением. Глина, насыпанная осенью в кучи, смерзлась, и ее приходилось долбить ломами, а крупные куски крошить на мелкие.

Климов злился и отчаянно ругался. Яростно всаживая тяжелый лом в зеленоватую глыбу, рычал:

— Чтоб тобой черти подавились, так-перетак! Ну, до чего ж проклятая вещь — рубаешь, рубаешь, все руки отмотал, а ей хоть бы что…

Алексей, насыпая глину на носилки, добродушно подсмеивался:

— А ты охолони сердечко, Иван Иванович, охолони… Это ж неодушевленный предмет… глина…

Климов не отвечал, словно не слышал, и ругался снова:

— Вот зараза, елки-палки! И почему наши инженеры не придумают, как механизировать эту идиотскую о-пе-ра-ци-ю? Будь она четырежды распроклята! Ну, сварганили бы чего-нибудь… вроде экскаватора — загреб ковшом и в мешалку…

— А я сидел бы, да поплевывал бы, — в тон Климову ехидно закончил Колька Перепелкин и озорно засмеялся, показывая белые литые зубы.

— Хи-хи-хи-хи, — передразнил его Климов. — Чего хихикаешь? Тебе что, жилы нравится рвать, да?