Колдун - страница 27

— Вот и хорошо!

И никаких «дальше» и «потом». Большего не нужно! У него прекрасное настроение, сверкает зал, звучит музыка. И все такое вкусное, и чай такой крепкий и горячий. Что еще, скажите, нужно человеку? Человеку с поезда.

«Эвридики, Эвридики...»

«Какая жизнь! — думал захмелевший Белоусов. — Какая жизнь! Вот что значит принять необычное решение! Вот как оно окупается!»

К нему опять подсели — высокий, сухощавый усач с тарелкой сарделек в одной руке и стаканом и путейским фонарем — в другой. «Можно, конечно». Рывок — и стакан пустеет, и сарделька исчезает в усатой пасти. Акцент у него райкинский, когда тот изображает петрозаводского гостя в Москве.

— Знакомы? — кивок в сторону буфета.

— Знакомы, — соврал Белоусов.

— Хорошая девка. Ничего не скажешь.

— Изюм!

— Правильно. Только дура. Жалко. Я бы давно вырезал эту проклятую опухоль. Знаете, конечно... Все знают. А то мучается. Зачем?

— Да, — осторожно проговорил Белоусов. — Я бы тоже.

— Хорошо, что доброкачественная.

— Доброкачественная?! — с облегчением почти выкрикнул Белоусов.

— А черт его знает. Кажется, да.

— Доброкачественная, доброкачественная, — укоризненно бормотнула проплывшая мимо официантка. — Нашли о чем, елки зеленые...

— Да это мы так, про другое, — сконфуженно ухмыльнулся усач.

— Если доброкачественная, — тихо сказал Белоусов, — то не опасно.

— А зачем мучиться? Все лишнее надо немедленно удалять.

Эта фраза понравилась Белоусову, и он не замедлил ее сказать следующему же визави, мрачноватому мужичонке с огромными грубыми руками. И, сказав, выпил свою стопку. Мужичонка не засмеялся, а лишь молча последовал его примеру и стал закусывать.

— Приезжий? — прожевав, спросил он.

— Да.

— Сразу видно.

— А по чему видно?

— По носу.

— Я из Москвы, — уточнил Белоусов, слегка задетый независимостью собеседника.

— Может быть.

— Проездом.

— Может быть.

— Журналист...

— А! — кивнул мужичонка. — Бывает. — И, кажется, потерял к нему интерес.

Молчал он все время и, только справившись со своим графинчиком и основательно осоловев, несколько размягчился и снизошел до одной-единственной фразы:

— Интеллигент — это тот, кто хотит много, а могет мало.

Пошатнувшееся было настроение мгновенно исправила Арта.

— Вы не слушайте их, — сказала она, широко улыбаясь, когда Белоусов опять остался один. — Не берите в голову. Им что?! Пришел, выпил свою порцию и — дальше. А про то, что человеку, может, настроение испортили, про это они не думают. Потому и говорят что попало. Особенно если человек незнакомый. Знакомому что попало не скажешь, стыдно. А перед незнакомым можно подурачиться. Все они артисты.

— Вы психолог, сеньора! — радостно сказал Белоусов. — Вас мне прямо бог послал.

— Ну уж и бог, — засмеялась она, и Белоусов тоже засмеялся, и больше уже светлое настроение не покидало его.

Следующий «артист» жаловался на судьбу.

— По их понятиям, я живу неправильно. Это — по их понятиям. А по моим — я живу правильно. Верно? По собственным. Потому что у каждого свои собственные понятия. Верно? Если я буду жить по понятиям одного-другого-третьего, всех буду слушаться, то кто же я такой буду? Дерьмо я буду всмятку, вот кто. Верно? А фигурально выражаясь — перестану, извините, быть самим собой. Ну кто, скажите вы мне, хочет перестать быть самим собой. Покажите мне такого человека! Я же, слава богу, в своем уме. Верно? Не строй, говорят, из себя страдальца. А откуда вы знаете?! Может быть, я и есть самый настоящий страдалец! Откуда вы знаете?! Верно?! Может быть, я вашу жизнь, которая у всех один к одному, насквозь вижу? Может быть, мне от всего этого тошно?! Верно? И никого я из себя не строю. Если я страдалец, так я страдалец. Верно? А если нет, то нет. Строй, не строй. Просто и ясно. Верно? Но они ж проходу не дают...

Он жаловался, а Белоусов, глядя на его сивую свалявшуюся шевелюру и испитое лицо, улыбался, и в голове восторженно проносилось: «Какая жизнь! Какая жизнь! Богатейшая!..»

Что такое? Она говорит — нужно все-таки что-то поесть. Да ведь он в самом деле не голоден. Честное слово! Он согрелся, ему хорошо. Ах, она настаивает. Она, видите ли, даже угощает. Как же быть?