Колдунья - страница 36
Она не знала, сколько проспала, но среди ночи что-то разбудило ее. Хлоя присела на постели. Музыка больше не звучала, а ночь казалась еще темнее. Она сидела неподвижно, напряженно вслушиваясь и пытаясь понять, что же ее разбудило. И тут она снова услышала слабый звук. Ошибиться было невозможно. Где-то возбужденно лаяла собака.
— Данте, — прошептала она.
Хлоя спрыгнула с постели, подбежала к окну и прислушалась, определяя, откуда доносится звук. Ее окно выходило на фасад дома, на сторону, противоположную двору, но если выгнуть шею, то можно было увидеть и подъездную аллею, посыпанную гравием, что вела к дороге. Лай слышался откуда-то с аллеи. Но почему? Данте или ранен, или не может откуда-то выбраться.
Босая, она выбежала из комнаты, совершенно бесшумно пронеслась по лестнице и через холл. Ударившись пальцем ноги о неровную поверхность каменной плиты, она вскрикнула от боли. И хотя Хлоя тут же подавила крик, звук громким эхом пронесся в тишине дома.
Она прислушалась и с облегчением подумала, что, наверное, никого не разбудила. Данте и так уже доставил достаточно неприятностей, и не хватало только еще вытащить двух сердитых мужчин из их постелей в разгар глубокой ночи.
Она осторожно открыла дверь и выскользнула во двор, тихо прикрыв ее за собой. Небо затянуло облаками, звезды почти скрылись, было совсем темно. Она не знала, который час, и пожалела, что не взглянула на часы в холле.
Заухала сова, а потом вдруг послышался раздирающий вой какого-то, похоже, небольшого животного, охваченного страхом и болью. Но лай прекратился.
Хлоя легко сбежала по ступеням во двор.
Свежий ветерок повеял прохладой приближающегося утра, и по ее телу, прикрытому лишь тонкой ночной рубашкой, пробежала легкая дрожь. Она заколебалась, вспомнив о пальто, висевшем на двери кухни, но, когда вновь услышала донесенный ветром лай, забыла о холоде и побежала по аллее, не обращая внимания на мелкие камешки, впивавшиеся ей в ступни.
Хьюго слышал шум в холле, но он не сразу понял, что это ее голос, сквозь пьяное забытье, в котором пребывал, склонившись над клавишами при свете одинокой свечи.
Он поднял голову, недоуменно моргнул, прислушиваясь, но ничего не услышал, кроме привычного поскрипывания спящего дома. Он потряс головой и вновь уронил ее на скрещенные руки; одним пальцем свободной руки он начал наигрывать мелодию Скарлатти. Но постепенно какая-то смутная тревога все же сменила его полубессознательное оцепенение. Он вновь поднял голову: по прежнему не было слышно ни звука, но у него появилось ощущение, что в доме что-то не так.
Может быть, дело в Хлое? Да нет, она же крепко спит наверху после молока с бренди, совершенно измотанная физически и эмоционально. Он было опять уронил голову, но тут же поднял ее. Оттолкнувшись от скамьи, он постоял несколько минут, раскачиваясь и пытаясь собраться с мыслями. Он решил, что следует подняться наверх и убедиться, что она спокойно спит в своей постели, а потом, может быть, и ему самому удастся забыться сном в собственной спальне.
Слегка спотыкаясь, он сумел обойти все препятствия в библиотеке и вышел в холл. Порыв ветра распахнул входную дверь, не закрытую на замок, и он в недоумении уставился в ее проем. От свежего ветерка его голова значительно прояснилась.
Опять Хлоя! Очевидно, глубокой ночью она отправилась на поиски этой чертовой дворняги и теперь разгуливает по пустынным окрестностям. Неужели у нее нет ни малейшего чувства самосохранения? Он с облегчением обратил негодование на девушку, перестав злиться на себя, и вновь представил ее упрямой, несносной школьницей, с редкой способностью постоянно попадать в разные переделки.
Хьюго направился к двери, и с каждым шагом его поступь становилась тверже по мере того, как опьянение проходило. Он пристально всмотрелся в темноту двора. Ее не было видно. Он не мог точно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как он услышал звук, встревоживший его. Это могло быть и пять, и двадцать минут назад, ведь бренди способно творить странные вещи с чувством времени.
Затем он услышал собачий лай — слабый, но отчаянный, доносившийся откуда-то с подъездной аллеи. Это объясняло прогулку Хлои, хотя и не оправдывало ее безрассудства. Почему, черт возьми, она не позвала его?