Колесница Солнца. Восемь тетрадей индийской классической лирики в переводах С Северцева - страница 7
бедный путник у входа в наш сельский храм
Жжет солому, костер ворошит, чтоб повыше,
как ученый медведь, заплясал огонь.
* * *
Посмотрите-ка, тетушка: кто-то сбросил
небеса голубые в наш пруд деревенский!
Что же заросли лотосов не измяты
и пугливые гуси не разлетелись?
* * *
«Он совсем еще глупый, невинный ребенок!» —
о сыночке молвила мать Яшода,
И зарделись, смеясь, красавицы Браджа,
страстно глянув тайком на юного Кришну.
* * *
Долго тучи скрывали вершину Виндхьи,
застилали поросшие лесом склоны,
А теперь расползаются, прочь уплывают,
будто кожу менять начала гора.
* * *
Смотрят дикие жители гор — пулинды,
свои меткие луки держа наготове,
Как по склонам Виндхьи новые тучи
поднимаются стадом громадных слонов.
* * *
Склоны Виндхьи в подпалинах летних пожаров
засверкали теперь в пене туч осенних,
Будто брызги Молочного Океана[6]
поднялись под руками могучего Вишну.
* * *
Рассмеялись соседки, когда их подружка,
пеленая первенца, громко сказала:
«И какое мне дело теперь, если муж
перед сном о чем-то меня попросит!»
* * *
Облик девушки этой, снявшей одежды,
был для наших взоров нежданным чудом,
Был небесным светом, бесценным кладом,
а по меньшей мере — глотком нектара!
* * *
Знаю: любишь ее, но женат на мне,
ненавидишь меня, а она — тебя!
Да, дружок-муженек, права поговорка:
«Сколько видов цветов, столько видов любви!»
* * *
Возле рощи, наполненной звоном пчел,
растревоженной свежим весенним ветром,
О любви и разлуке поет пастушка —
так поет, что шаги замедляет путник.
* * *
Вот жена молодая — с улыбкой лукавой —
подогрела воды, усадила мужа,
Стала мыть, щекотать, ласкать его ноги,
хоть закат еще не померк над рощей.
* * *
Что с того, если именем женщины той
он так часто, обмолвясь, меня называет?
Пусть в любви он хоть к ней постоянным будет,
и не смейте, подружки, его упрекать!
* * *
Как жестокий рок разлучить нас может,
если весь он в глазах у меня остался?
Слышу голос его, помню все наши ласки,
а в груди у меня его сердце бьется!
* * *
Навзничь упав на постель, зажмурясь,
любимого жаркой мечтой призывая,
Руками, с которых спадали браслеты,
сама себя она обнимает.
* * *
Если в доме поселится грубый, бесчестный,
будет вскоре запятнан честнейший дом,
Как чистейшее место запятнано будет
грубым, грязным, замасленным ночником.
* * *
Бесполезна тень путника в знойный день —
хоть всегда при нем, но не даст прохлады.
Бесполезна вот так же мошна скупца —
хоть всегда при нем, но не даст отрады.
* * *
О мой левый глаз! Если дрожь твоя
означает, что муж мой сегодня вернется,
То, клянусь, любоваться его лицом,
правый глаз прикрыв, лишь тебе позволю.
* * *
Ищет встречи с тобой — каждый день по деревне
ходит, ходит она, лютых псов не боится.
Жаль мне девушку: в шахматах этих опасных
не пропала бы, как беззащитная пешка!
* * *
Не пчела виновата, что пьет нектар
из одних цветов — из других не хочет,
Виноваты лишь сами цветы, если в них
меньше сладости, яркости и аромата.[7]
* * *
Взоры лотосов-глаз устремив на дорогу,
ждет жена молодая любимого мужа,
Положив на калитку груди свои,
будто два благодатных, больших сосуда.
* * *
Эх, дочурка, не плачь!.. На кувшин возле двери
положи тайком хоть несколько свежих,
Ароматных цветов да манговых листьев —
и тогда он отсрочит уход на чужбину.
* * *
Эту ревность нарочно во мне подруги
разожгли — подглядеть нашу ссору хотели,
Но быстрее, чем сплетник бежит от правды,
унеслась моя злость при твоем появленье.
* * *
«Это что на груди у тебя, подружка?
Не прилип ли алый цветок кусумбхи?»
И зарделась бедняжка, тщетно пытаясь
след ногтей стереть — след любовной встречи.
* * *
О, когда ты сердишься на меня,
отвернешься, лишь изредка глянешь косо,
Эти взоры, в которых мелькает злость,
остриями сердце мне вырывают.
* * *
Эй, красавец, женских сердец мучитель,
тем, кого не любил ты, и впрямь повезло:
Не вздыхают, тайком не рыдают они,
будто лотосы в дни холодов, не вянут.
* * *
Будет взор ослеплен самого Камадэвы
в то мгновенье, когда, пробудясь на заре,
Луч, сверкнувший из полуприкрытых глаз,