Колхоз и песни - страница 5

стр.

– Да не было тут ничего, товарищ участковый, кроме как голову разбил, так с кем не бывает. Не, у нас спокойно все, спросите кого хотите. – Ну что, поговорили? заходит Надя с кастрюлькой в руках. – Вы извините, но ему долго говорить пока не рекомендуется!

– Ну, раз жалоб нет, то мы пойдём, поправляйся, Геннадий, – пробасил старлей.

– До свидания, весело прощается и тётя.

– Мы тут ещё с народом поговорим, вы лечитесь…и делегация сельчан удалилась в коридор. – Фу-ууууух, вроде прорвались… – Гена, ну ты выдал! Прямо как мой батя, я чуть по стойке "смирно!" не встала…

Надя с изумлением смотрела на меня и распаковывала кастрюлю.

– А кто у нас батя? – спрашиваю, пытаясь не нюхать выкладываемое на стол. – Батя наш – целый майор артиллерии в отставке!

Как гаркнет дома, так лампочки качаются, особенно, если стаканчик – другой…пропустит.

Ты где так научился? Чёрт, что отвечать, палюсь на корню… – Да вот так вышло, Наденька, времени не было сюсюкать! Докторица изумленно взглянула, видать Наденьку от меня не ожидала ни разу.

– Гена, ты молоток, быстро решил, я всех предупредить успела, правильно, нафиг нам эти разборки, только учёба началась.

Этот Петрович ваш где-то заблудился, наверное с подружкой расстаться не может…

– Надь, а вторая наша надсмотрщица хоть когда будет?

– Ты про неё так не говори, я её хоть пару дней знаю, но тётка она правильная, порядок быстро наведёт. На мою старшую сестру похожа, а та в милиции служит, командовать умеет. – Да я смотрю – и ты у нас девушка серьёзная и видная, быстро Светку застроила!

– Как? Застроила?

А чего, нормально сказал, надо запомнить…

– Дарю, хорошему человеку не жалко!

Надя стрельнула взглядом, встал и начала рыться на полке.

– Ну, что, перекусывай, да надо тебя осмотреть, вроде как больной, даже от работы освободила тебя.

– И надолго?

– Гена, пока на три дня, там будет видно, голова-она предмет тёмный, так нам в училище говорят. – А ты в медучилище учишься? – Ну да, 4й курс, фельдшером буду, а к вам вроде как на практику определили, такую толпу на месяц нельзя без присмотра оставлять.

Чёрт, точно, в той жизни нас так же в институте на месяц в колхоз загнали, только было это в Иркутске.

Дежавю, однако… А докторица-то годика так 2–3 меня нынешнего постарше будет, с виду-то вроде ничего так или это молодые гормоны всё скрашивают?

Украдкой оглядел снизу вверх – ТТХ нормальные, как у нас в учебке говорили…

Попа слегка тяжеловата, ноги крепкие, грудь неплоха, особенно вот сейчас, когда на верхнюю полку тянется, "двоечка" зачётная…

– Э! Да тут осторожнее надо, тело-то реагирует как положено в 17, чую, что штаны становятся тесными, аж покраснел. Бац, а девушка-то чует мой взгляд, наверное копчиком, оглядывается, но старого партизана да в молодом теле так не словить, взгляд мой усиленно рассматривает бутерброд с котлетой, ну, сама невинность…


– Так, Геннадий, доедаем и на процедуры – нарочито серьёзным голосом командует моя докторица!

– О, уже МОЯ?!

Пристально смотрю на лицо, медленно перевожу взгляд на грудь, отмечаю, что щёчки-то стремительно краснеют.

– Да ты девочка у нас и краснеть умеешь, прелестно, проскакивает у меня в голове ухмылка старого ловеласа.

– Всё, всё, серьезнее, Гера, не надо портить отношения, настраиваемся на лечение, тем более, что головка-то побаливает, чего там скрывать.

Допиваю чай, встаю – Доктор, пациент готов! – Давно пора, а то смотрю, что мысли у вас не туда направлены. – Надежда, ну что вы, они как раз смотрят на такую красоту. – Гена, перестань, стой смирно, глаза закрыть, руки перед собой – достаём до кончика носа сначала одной рукой, потом другой.

Вспоминаю эту знакомую процедуру, тяну руки, левой как-то не сразу попал. – Вот, я говорила, что не все у тебя ещё в порядке, координация нарушена. Давай, измерим пульс, давление, а то вон щеки покраснели. – Ну, язва. подьеб… подначила, в общем.

Берет за запястье и опять прошла волна, закрыл глаза и слушаю себя и докторицу – Таааак, эмоции положительные, я бы сказал, даже эротические – Что, я и это определяю?

Ну, Казанова, в натуре… Стоп, опять в штанах зашевелилось! Спокойно, Гера!