Колхозник Филя - страница 3

– Да какие тут «азартные игры», Антонович?!.. – в «дурака» играем, – чтоб окончательно выяснить, кто умнее! – ответил за всех наблюдавший за игрой электрик Бондаренко, будто на всю емкость заряженный поговорками, шутками и прибаутками долговязый мужчина лет 30-ти, обладатель рыжих курчавых волос и такого же оттенка усов, в разноцветном свитере и с цепким, как у рыси, взором. – Ну, а в шахматы, хоть, можно?.. – с хитрецой спросил он у парторга, не выпуская изо рта сигарету, и с видом матерого картежника, который до верного придерживает козырного туза.

– Ну, в шахматы – везде и всегда можно. Тебе ж подарили – вот, и обнови; да научи, кто не умеет! – поучительно, и в то же время раскованно, ответил парторг.

– Ой, Антонович!.. и кто только умудрился такому маразму?!.. – начал сокрушаться Бондаренко, говоря при этом нарочито выразительно и с расстановкой, будто давно ждал такого момента. – Детям в пионерском лагере в карты – нельзя; зэкам в лагере – нельзя; в самолете – нельзя; в подводной лодке – нельзя; в санатории – нельзя… Да, неужто, мы в эти вот благородные шахматы, – Бондаренко артистично возвысил голос, приподнял двумя руками до уровня лица новенькую клетчатую доску, и тряхнул ею так, что фигуры внутри загремели, словно высыпанные булыжники, – не можем на деньги або стакан водки сыграть, коли захотим?.. и ты, Антонович, – резко понизив тон, более дружелюбно продолжал электрик, – заодно со всем своим партбюро будешь думать, что мы тут королевским гамбитом свой моральный облик облагораживаем… вот тебе и "азартные игры", – глупее не придумать… – добавил он несколько тише, и как бы в расчёте на поддержку товарищей.

Парторг быстро сообразил, что застигнут врасплох, и его публично положили на идеологические лопатки, – поэтому не стал дерзать тщетных попыток вломиться в амбицию, а благоразумно сделал вид, что не расслышал, и, обреченно махнув рукой, с наигранным равнодушием отвернулся.

Дунул бодрящий ветерок, зашевелил опавшие листья и пожухлую траву; редкие осины в ответ покорно задрожали своим нарядом из червонного золота. Повеяло мягкой лесной прелостью вперемешку со свежим грибным ароматом. В глубине леса неутомимый дятел сухо и резво выбивал свою монотонную дробь. Лениво каркали редкие вороны, бесцельно бороздящие студеное воздушное пространство.

– «Под железный звон кольчуги, под железный звон кольчуги, – на коня верхом садясь…» – страстно выводила коленца захмелевшая молодежь, став в кружок и руками изображая энергичные толчки, подтанцовывая при этом чем-то вроде модного твиста.

– «…Зачем он в наш колхоз приехал, зачем нарушил мой покой?!..» – где-то в стороне мастерски сажала сладкие ноты более возрастная и консервативная овощеводческая бригада.

«Тра-та-та-та…» – вторил ей неугомонный дятел.

Когда отошли на приличное расстояние, Семен, опустив глаза в землю, на удивление спокойно, будто всего лишь просил закурить, произнес:

– Петрович, ты знаешь, – прости… но, ведь, я тебя хотел прибить… – сняв кепку, он провел ладонью ото лба к затылку, словно хотел причесаться, и поднял на агронома ничего не выражающие глаза.

От такой неожиданности Владимир Петрович растерянно улыбался, и не знал, что ответить, – словно потерял дар своей речи…

Пока же Владимир Петрович в молчаливой растерянности стоит и собирается с мыслями, – мы тем временем заговорим немного о нем самом.

Ему было 33 года, высок, упитан, с крупными, но, в то же время, недурными чертами лица. Правда, его несколько портили покатые плечи, но все равно из-за своей в целом представительной наружности он пользовался неизменным успехом среди женщин, – хотя никогда и не носил усов. Если бы вы случайно встретили его на улице, то, наверняка, обратили бы на него свое внимание, а, может быть, даже попросили табака или на худой конец задали вопрос, который час.

Давно был женат, имел троих детей: два сына-школьника и маленькая дочь.

В свое время окончил сельхозинститут, имел комсомольское прошлое, состоял в партии, был прекрасным специалистом своего дела.

Однако, стартовавшая ракетой карьера Владимира Петровича (после института – секретарь райкома комсомола; затем, – в 26 лет! – председатель колхоза) в какой-то момент резко притормозилась, – будто вошедший в плотные слои земной атмосферы метеорит, – из-за его скандальной страсти к слабому полу, и что более существенно, – к выпивке, откуда, как известно, прямая дорога к декадансу. Он и сам не заметил, как безнадежно увяз в этой трясине разгульной жизни, – словно кролик в кольцах удава.