Командарм Лукин - страница 13

— Нам эти меры знакомы, — вставил Лобачев.

— Словом, девятнадцатого июня я прибыл в Проскуров, — продолжал Мишулин. — А к вечеру двадцать первого июня стали прибывать эшелоны сто четырнадцатого танкового полка и сосредоточиваться в лесу восточнее города. Уже двадцать третьего поступило указание эшелоны дивизии разгружать на станции Шепетовка. То, что успели разгрузить, отправили своим ходом. Мне было приказано установить связь с командующим шестнадцатой армией. И вот я в вашем распоряжении.

— Так. И какие же у вас силы?

— Триста боевых машин.

— Прекрасно, Василий Александрович. А где вага штаб?

— В лесу западнее Шепетовки. Там уже сосредоточились танки сто четырнадцатого полка.

— Отправляйтесь к своим танкистам, собирайте дивизию и ждите приказа. Прошу вас позаботиться о маскировке.

Лукин понимал, что теперь нельзя, как планировалось раньше, размещать прибывавшие войска в городских казармах. Надо подыскивать районы, скрытые от наблюдения противника с воздуха, и разгружать войска с учетом воздействия авиации врага.

Эти опасения командарма были не напрасны. Уже 24 июня, вечером, фашистский самолет пролетел над казармами в Староконстантинове и сбросил бомбу, которая, однако, никакого ущерба не причинила. Но в оставшихся в городе тыловых частях поднялась сильнейшая и беспорядочная стрельба из винтовок и пулеметов. Стреляли все, у кого было оружие, стреляли наугад, в сторону давным-давно улетевшего немецкого самолета.

Город был погружен в ночную темноту. Все считали, что находятся в глубоком тылу, в трехстах километрах от границы. И вдруг взрыв бомбы, стрельба! В городе поднялась паника.

В это время Лукин проводил совещание командиров. Решались насущные задачи: как принимать прибывающие части, размещать их, наладить снабжение, накормить людей, как помочь командирам и бойцам быстрее освоиться в новой обстановке.

Услышав взрыв бомбы и беспорядочную стрельбу, командарм прервал совещание.

— По казармам! Навести порядок! — приказал он собравшимся командирам, но предупредил при этом: — Только спокойнее говорите с людьми, окрики и разносы не помогут.

Сам Лукин отправился туда, где особенно рьяно палили в воздух. В расположении части все еще было неспокойно. Прячась за кирпичными строениями, в траншеях учебного городка, бойцы с тревогой поглядывали в темное небо. Лукин увидел одного из них на дне окопа. Тот лежал на спине, выставив винтовку. Увидев на бруствере генерала, поднялся, торопливо поправил гимнастерку и опустил голову.

— Куда же вы стреляли? — спокойно спросил Лукин. — Самолет давно улетел. Чего испугались?

Боец молчал, не поднимая головы. К Лукину подбежал тучный не по годам командир с тремя «кубарями» в петлицах. Кобура была расстегнута.

— Что же вы, товарищ старший лейтенант, пугаете мирное население?

— Так ведь вражеский налет, — смутился тот, стараясь незаметно для генерала застегнуть кобуру.

Из-за «укрытий» стали выходить бойцы, командиры. Сначала робко, потом смелее приблизились к командарму. Непроизвольно завязалась беседа.

— Разрешите обратиться, товарищ командующий? Долго ли будем стоять без дела?

— Сводки сообщают о жестоких боях, а мы…

— Рветесь в бой?

— На митинге давали слово громить фашистов. А где они? Руки просят настоящего дела. Пора Гитлера за горло брать.

— Скоро фашистов погонят другие. А мы так и просидим в резерве.

Лукин слушал бойцов и понимал их настроение.

— Думаю, что на всех хватит этой проклятой войны. Гитлера, конечно, разобьем, но не так скоро. А настроение мне ваше нравится, готовьтесь. Скоро и нам вступать в бой.

Командарма радовало настроение воинов. Оно было созвучно его настроению. Он так же, как и его подчиненные, рвался в бой. Но где его шестнадцатая? Сколько и куда прибыло войск? Где пятый механизированный корпус? Штаба армии нет. А командующий без штаба — не командующий.

А время идет. Совинформбюро передает сводки одну тревожнее другой. Когда же поведет он своих забайкальцев навстречу врагу?!

Вскоре Лукин выехал в Шепетовку, где должен был выгружаться механизированный корпус генерала Алексеенко.

Перед отъездом Михаил Федорович успел зайти на телеграф, чтобы дать жене телеграмму. Девушки — работницы почты наклеивали бумажные полосы на оконные стекла и оживленно разговаривали на певучей украинской мове. Увидев военного и признав в нем большого начальника, смолкли. Одна, что посмелее, спрыгнула с подоконника, спросила: