Комбо - страница 3

…До Болотной недалеко. Как и просил Бог, проигнорировал метро и отправился пешком. По дороге — бывший детский сад, в котором давно и с завидной регулярностью меняются конторы. А когда-то его, Игоря, как и весь вылуп до восемьдесят пятого года, водили в этот сад, было удобно… От детских аттракционов почти ничего не осталось, на перекладинах от качелей до сих пор приходят повисеть подростки, торопятся вытянуть свой скелет раньше времени. Да в каменном крепком домишке с затертой радугой на стене иногда друзья-наркоманы разогревают свои дозы. Хотя нет, они теперь — бывшие кореши. Теперь всё — бывшее. С сегодняшнего дня. Игорь остановился здесь на двадцать секунд, хотелось запомнить и это.

Стоял, дышал, запоминал… Беспечного детства давно нет. Есть прошлое и воспоминания. И желание сделать мир лучше, вернуть прошлое, в котором всё было чище и понятнее…

Пролез через дыру в заборе, и снова замельтешили улицы — дома — переулки — дома — и мостовая. На календаре рабочий день, вторник, но праздношатающихся слишком много. Приезжие с тёмными лицами, пенсионеры, выгуливаемые своими мелкими сучками-трясучками, школьники, не торопившиеся на уроки, безработные, в ожидании удачи тратившие последнюю мелочь на пиво, — люди, которым не интересно жить, не интересно думать о будущем и уж точно по барабану на судьбу государства. Взаимное отношение, надо сказать.

До площади стало совсем близко. Парки — аллеи — крашеные скамейки — полупустые урны — чистота. Иностранцы, интуристы, полицейские и юные проститутки с обеспеченными джентльменами под ручку. Чувствовалась близость центра, и с каждым кварталом гулящих станет больше. Игоря никто не останавливал, и ему казалось, что он слишком счастлив для паузы, слишком быстр для замечаний. Никому не нужен счастливый великовозрастный полнеющий студент. Если кто-то что-то и говорил ему в спину, — он не слышал всё равно: оптимистичный прогрессив[1] в наушниках защищал.

Полицейских на набережной насчитывалось всё больше, но его беспрепятственно пропускали, возможно, считая Игоря очередным фотографом, собиравшимся делать кадры на свой полудохлый «Никон». А может, и радуга на шарфе стала негласным пропуском. Полицейские брезговали? Всё оказалось продуманным Богом.

Игорь, улыбаясь людям в форме, протиснулся через поток к месту действия. Какое-то время он побудет среди тех, кто трясёт радужными транспарантами, флагами жалобными призывами на склеенных листах ватмана, чтобы выбрать нужный момент. Улыбался всем — геям, лесбиянкам и притворяющимся в радужных цилиндрах. Все ждали чуда и понимания.

«Я на их волне: нам всем хочется свободы и внимания, нам всем скучно. Мы — не замученные Ульки, не голодные Нины-Димы, не озлобленные Лимы. Мы — скучающие и жадно требующие к себе внимания мальчики-Вовочки, отстаивающего своё право быть замеченным и любым способом. Это другой голод, мы не хотим тихо плакать, как Улька, мы уже не хотим бухать в одиночестве, как Нины-Димы, и мы не можем тайно, как Лимы, наслаждаться со своими сожителями!» — мысли даже не текли, шагали маршем. Игорь вдруг вспомнил, как лично отодрал соседа Вовочку за уши, маленький пи*****не плакал, поныл с каким-то наслаждением и убежал, широко улыбаясь. На следующий день на облупленном пролёте между седьмым и восьмым этажом чёрным маркером было выведено смачное слово, которым Игорь наградил хулигана. И весь день потом в подъезде стоял запах растворителя, привлекая к себе токсикоманов.

Болотная площадь… Когда-то здесь проходили гуляния, кулачные бои, торжественно был казнён народный заступник Емелька Пугачев. Здесь было весело всегда. Сегодня — по-особенному. Транспаранты — флаги — шляпы — чья-то голая грудь, задорно раскрашена в семь цветов. Грудь прыгала с каждым взмахом рук — было весело. Крики: «Мы тоже люди!» — «Мы хотим свободы!» — «Любовь бесконечна!». И кто-то тонким голосом вопил: «Лена, я тебя люблю!»

Полицейские хмуро стоят на своих местах, не надвигаясь на беснующуюся толпу. Они на всех так смотрят — скользящим взглядом, одновременно зорким и слепым. Так смотрят только на ничего не значащее быдло; на мошку, летающую над сморщившимся яблоком, смотрят куда более осмысленно.